Две ночи и тысячи дней (СИ)

- Хочу почувствовать тебя так, - сказал он и провел языком вдоль позвоночника. - Хочу видеть, как будут перекатываться мышцы под кожей и изгибаться лопатки, пока буду двигаться внутри. А тебе будет приятно. Я уверен, что будет.

Как был уверен и Дженсен. Когда принц одним плавным движением вошел в него, он сам чуть сместился и приподнял бедра, чтобы было еще лучше для них обоих, после чего, как и в прошлую ночь, начал ритмично сжиматься внутри.

Халеду это нравилось. Он видел, что наложник не выбирает тональность, когда стонет под ним, не ищет глазами лучший ракурс как будет смотреться его тело. Просто потому что в данный момент Дженсен буквально грыз подушку и сжимал в кулаках покрывала, заглушая себя и не зная куда деть руки. И принц догадывался, что к удовольствию примешивается боль. Ему было жаль и он обещал себе, что распустит ремешки, сжимающие член и все остальное у Дженсена, как только сможет оторваться от этого тела и его изгибов. В данное время это было невозможно. Его предположения оказались верны и в неровном свете свечей, двигаясь, он не мог оторвать глаз от тела под собой, столь прекрасным оно сейчас казалось.

- Господин… Принц… - просипел Дженсен.

Халед не ответил, но замер, прислушиваясь.

А потом вдруг понял. Он протянул руку и повернул лицо наложника за подбородок чтобы видеть.

По щекам катились слезы.

- Не останавливайся, господин… - умоляюще попросил Дженсен.

- Ты плачешь? - принц не верил своим глазам. - Тебе больно?

- Нет, - Дженсен чуть мотнул головой и шмыгнул носом. - Мне слишком хорошо. Пожалуйста, продолжай.

Принц отпустил его голову и склонился, накрывая своим телом, проводя носом по шее.

“Когда ты стал таким сердобольным?” - спросил он себя, снова двигаясь. - “Как ты умудрился влюбиться в наложника? И в кого! В любимую игрушку отца!”

Ему казалось, он слышит собственный печальный смех в голове. Противный, насмешливый смех.

Он несильно прихватил зубами шею наложника, перенес свой вес на одну руку, а второй расстегнул ремешки на члене мальчишки, и тот глухо застонал от облегчения. Несильно надавив на его спину, Халед заставил Дженсена улечься грудью на простыни. Угол изменился, как и темп. Принц был уже близок к оргазму, но и наложник тоже - избавленное от ремешков тело было готово, наконец, к разрядке.

И для Дженсена она случилась словно первый луч рассвета - яркий, красивый, такой, что уже никогда не повторяется второй раз.

Он громко вскрикнул в подушку и тихонько заныл, заглушая самого же себя этой подушкой и дрожа всем телом.

Халеда, смотревшего на все это, не хватило надолго и он точно так же постарался заглушить свой хрип, прижавшись к спине мальчишки и выдыхая на его и так влажную и разгоряченную кожу…

…Спустя какое-то время Дженсен поднялся, подошел к столику и налил в две чаши воды, слегка добавив туда, как ранее сам принц, по несколько капель лайма. После чего вернулся и, отставив свою чашу, взял только одну, протягивая Халеду.

- Выпей, господин.

Принимать что-то из рук наложников было верхом глупости. Случались уже истории, когда обозленные игрушки пытались уничтожить тех, кто их обижал. Но помятый, встрепанный как птичка, Дженсен смотрел с такой заботой в глазах, что Халед мысленно себя проклял, протягивая руку и выпивая все до последней капли.

И только отдав воду господину, Дженсен посмел подумать о себе и выпить свою воду.

- Господин…

- Да, Дженсен?

- Спасибо тебе. За все.

- Ты уже прощаешься? - изумился Халед.

Дженсен вскинул голову и с испугом посмотрел:

- Нет! Нет! Я просто… хочу, чтобы ты знал… Эти ночи… Я буду хранить их в памяти как великий дар.

- Разве это дар?

- Для того, у кого нет свободы, позволение побыть собой хотя бы несколько часов - бесценный дар. А я даже не знал, какой я, до встречи с тобой. Благодарю тебя, - Дженсен склонился и улыбнулся, закусывая губу; не пристало мужчине плакать, даже если его семь лет воспитывали как шлюху.

Принц мог бы сказать, что это глупость, что у Дженсена есть свобода, он не был закован в цепи и мог передвигаться по дворцу, по определенной его части во всяком случае. Мог, но не стал, потому что все прекрасно понимал. Он улыбнулся и погладил Дженсена по колену. Тот подтянул вторую ногу, согнул в колене и положил на колено подбородок, молча рассматривая принца и чуть улыбаясь. Халед же под этим взглядом думал о том, что если бы мог, он уехал бы прямо сейчас. Сбежал бы, как юнец, но его отъезд все равно теперь уже превратится в побег. И пусть никто об этом не узнает. Зато будет знать он сам. И этого достаточно.

Дженсен тем временем продолжал молча рассматривать принца. Темные густые волосы, темные глаза, острый нос и две родинки рядом, прямые тонкие волевые губы. Принц лишь улыбался и тоже молчал.

Эта тишина и давила, и приносила успокоение в их души, и оба боялись его нарушить.

- Господин, - позвал Дженсен. - Может ты хочешь принять ванную?

- Ванную? - слегка удивился Халед.

Тот, несмотря на все их занятия и утехи совсем недавно, очень мило покраснел, так что даже кончики ушей запылали, и пристыженно кивнул.

- Прости. Не стоило мне предлагать.