Две ночи и тысячи дней (СИ)

Дженсен тут же резво бросился исполнять. Принцу пришлось улечься, приподнявшись на локтях, чтобы с него сняли штаны. К тому же из этой позы было удобнее наблюдать за стараниями наложника, который, обхватив скользкими пальцами, втирал масло в его почти твердый орган, который благодаря этим прикосновениям наливался кровью все сильнее.

- Твои пальцы поистине виртуозны, - улыбнулся Халед и провел рукой по его груди, потом, ухватив за шею, заставил склониться, чтобы поцеловать.

Дженсен тут же поддался движениям его губ, с головой утонув в этом поцелуе. Он проникновенно застонал, когда в него, сидящего верхом на принце, вошел твердый горячий член. Толчки принца были несильными, чтобы не мешали целоваться. И Дженсену было этого мало, ему хотелось большего, ему хотелось быстрее и даже сильнее, но рука на шее удерживала его там, где хотел Халед, и ему ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Несмотря на желание более сильного контакта, он буквально плавился от того, что Халед делал с ним сейчас. А еще давили ремешки… Гарем знал свое дело и в его правилах было одеть на наложника то, что будет мучить, дарить наслаждение и снова мучить…

- Господин… - простонал Дженсен, закатывая глаза. - Господин…

- Да-а, Дженсен? - слизывая с чужих губ влагу, прошептал принц.

Он лишь мотнул головой, не в силах вслух говорить о своих желаниях, потому что в голове путалось и мутилось.

Сколько так продолжалось, Дженсен не ведал. Для него весь мир и вся вселенная сейчас двигались в одном ритме и он просто растворялся. Но когда он ощутил внутри себя влагу, его глаза закатились от боли и удовольствия, и Дженсен упал сверху на принца, не в силах сидеть.

Когда Халед отдышался, то уложил Дженсена себе под бок, чувствуя бедром его твердый член. В нем не было желания мучить наложника, но он пока не стремился снять эти ремешки. Как бы ни противно ему было от самого себя, но ему понравилось, каким Дженсен был - открытым, пылким и отчаянным. Он хотел снова это увидеть, а значит, Дженсену придется потерпеть. Он лежал, поглаживал молчаливого мальчика рядом и смотрел на полог балдахина над ними.

“Тебе не стоит так привязываться к этому мальчишке”, - говорил он себе. - “Не стоит. Даже если ты хочешь забрать его с собой, отец никогда не позволит. Да и зачем он тебе? Что ты будешь с ним делать?”

Это были неприятные размышления, но правдивые. Ему не стоило начинать, но одним своим видом Дженсен его соблазнил вчера. Сам. Просто пришел, умылся и…

- Ты молчалив, господин, - тихо сказал Дженсен. - Я не понравился тебе?

- Ты говоришь глупости, Дженсен. Я просто задумался.

- Могу ли я спросить, о чем, господин?

- О том, что я буду делать с тобой дальше.

- Дальше?

- У меня есть время до рассвета. И если твои губы помогут мне, то времени у нас будет гораздо больше.

- До рассвета еще много часов… - выдохнул Дженсен. Его тело снова вздрогнуло, когда он понял, о чем говорит принц, а язык сам облизнул губы.

Халеду это понравилось. Приподнявшись на локте, он навис над Дженсеном и погладил по щеке.

- Я не зря отдал столько денег и рискнул своей и твоей головой.

- Благодарю, господин, - прошептал в ответ мальчишка, а его рука уже поползла по его груди и животу ниже.

Принц вновь лег на спину и прикрыл глаза.

- Я в твоей власти. Делай то, что хочешь.

И у Дженсена защемило сердце. Он разрывался между желанием поцеловать каждый миллиметр этого потрясающего тела, попробовать на язык его большой перевитый венами член, и просто уснуть рядом. Но последнее было недоступно. Никогда.

Поэтому он перетек по боку господина вниз и уткнулся носом в аккуратные завитки темных жестких волос. После чего не сдержался и даже как-то почтительно поцеловал пока что полутвердый член. Но даже таким он был красив и манил, чтобы вобрать его в рот и насладиться вкусом.

- Правда, можно? - почему-то спросил он.

Халед, наблюдавший все это из-под полуприкрытых век, тихонько фыркнул, положил ладонь на взъерошенную макушку и ответил:

- Правда.

Спустя несколько минут он удивленно смотрел на балдахин над кроватью и стонал, недопустимо громко и как-то отчаянно, потому что никто и никогда не ласкал его с такой страстью и так прекрасно.

В этом была прелесть гаремных мальчиков и девочек - они были обучены ласкам и могли доставить поистине неземное наслаждение, особенно если хотели. Зачастую их желание диктовалось дурманами, которые их заставляли курить. Эти дурманы делали их покорными и похотливыми, готовыми удовлетворить капризы, лишь бы избавиться от возбуждения, которое со временем становилось болью. Дженсен же хотел сам. Принц это чувствовал. Он не верил, не хотел верить, что наложник вытворяет подобное по приказу. А Дженсен оказался виртуозом, он отлично знал, как ублажить мужчину губами и ртом. И принц не стеснялся своих эмоций, хотя ему пришлось убавить громкость своих стонов, чтобы не привлекать слишком пристальное внимание ушей, которые имели эти стены.

Погладив Дженсена по щеке, он заставил его выпустить член изо рта. Потом потянул на себя и поцеловал - жарко и страстно, после чего уложил на живот на шелковые простыни.