Две повести о войне

– Вы правильно сказали, Иван Петрович: «Он был самым образованным человеком в большевистской верхушке», – ответил Грачев. – Первый парень в малограмотной деревне. А вот в обществе Плеханова и его соратников Владимир Ильич выглядел, мягко говоря, не столь светлой личностью. Они категорически отвергли идею захвата власти большевиками в октябре 17–го, потому что, являясь более глубокими знатоками марксизма и других философских учений, понимали, к чему приведет государственный переворот. Не пролетарская революция, а именно переворот, каковым и был на самом деле приход к власти большевиков, этой кучки невежд, многие из которых были банальными уголовниками.

– Вопрос, как видите, опять упирается в образованность – малообразованность, только уже на верхних ярусах интеллектуальной деятельности, – поделился своим мнением Беленький. – Давайте назовем того же Маркса, его ближайшего соратника Энгельса, вспомним Томаса Мора, Кампанеллу, Сен-Симона, Фурье, Оуэна, нашего Чернышевского, других утопистов – разработчиков идеальных обществ. Все они были довольно образованными людьми для своего времени. И что? А то, что все они, искренне озабоченные массовой бедностью значительной массы населения своих и других стран, их бесправием, диким неравенством, не вникли и не поняли смысл объективного, во многом стихийного общественного развития, не разобрались в противоречиях нарастающего капитализма, не смогли познать экономических законов, действующих независимо от воли людей, то есть не постигнув сущность природы человеческих отношений, ударились в мечты – стали строить планы строительства утопических государств, от идеальных политических устройств со всеобщим равенством и ангельскими нравами его обитателей до пролетарских революций и наступления в последующем коммунизма, той же утопии. А что означает по-гречески слово «утопия»? Это место, которого нет. Почему перечисленные деятели, повторяю, довольно образованные для своего времени, потерпели полное фиаско в своих поисках рецептов организации более счастливого общественного порядка? По той же причине – из-за нехватки грамотишки, только уже на более крутых спиралях познаниях людского бытия в отличие от первобытных людей и наших большевиков, беспомощных, как и первые, перед неразгаданными вызовами времени.

Дверь в кабинет приоткрылась, помощник спросил насчет ужина. Иван Петрович ответил: через пятнадцать минут. Паша Петухов стал собирать со стола чашки, блюдца, сладости. Когда он вышел, Греков сказал:

– Так все-таки что нам делать в этой идиотской обстановке? Война идет, связи с Москвой и Ригой нет. Выполнять приказ секретных красных конвертов идти на запад навстречу врагу бессмысленно из-за больших расстояний и неясности с железнодорожными перевозками. Как же быть?

– Мое мнение такое, – ответил Самойлов. – Если ситуация со связью останется прежней, а немцы будут подходить к Риге, то наиболее рациональный выход – ударить им во фланг и тыл с севера, то есть с нашей стороны. Силы у нас значительные, и мы сможем нанести серьезный урон противнику и остановить его движение на восток.

– А может быть, лучше стать поперек наступления фашистов и не пускать их дальше? Например, в районе Шауляя или Елгавы, – внес предложение Комаров.

– На мой взгляд, удар во фланг и тыл более эффективный, – поддержал Самойлова Беленький. – Чтобы преградить путь наступающим немцам, надо заранее, уже сейчас строить оборонительную линию. Но мы все равно не успеем. Но даже если бы и успели, германец обязательно одолеет нас, используя простой, как пареная репа, способ: создаст в двух местах многократное свое преимущество, прорвет оборону и окружит все наши дивизии. Или вообще обойдет нас с севера и юга, не вступая с нами в контакты, поскольку не будет сплошной линии обороны. Именно так вермахт действовал в Бельгии и во Франции. Поэтому я согласен с Иваном Петровичем, лучший вариант нанести наибольший урон врагу – ударить ему во фланг и тыл, когда он подойдет к Риге или даже займет его.

– Я летчик и в наземных операциях мало что смыслю, но, на мой взгляд, прежде чем планировать их, надо иметь единое командование, – включился в разговор Козлов. – А его, командования, у нас нет. Без него кто в лес, кто по дрова. Мне кажется, надо начинать с этого – формирования единого штаба.

– А ведь прав Петр Николаевич, сто раз прав, – быстро откликнулся Самойлов. – Без единого командования нашими дивизиями и артполками эта огромная военная сила будет просто неуправляемой. У меня такое предложение, товарищи: созвать всех комдивов, их замполитов и начальников штабов и из их числа выбрать командующего Курляндской армейской группировкой, назовем себя так. Как вы на это смотрите?

Полковник Беленький: