Две птицы на снегу

И подобное положение вещей было оправданно. Приглашать менталистов, то есть потенциальных врагов, к которым в Зеленом лепестке всегда относились с большой настороженностью, для проверки пограничников никто бы не стал: слишком велика опасность, что менталисты эти нанесут какой-то вред. А местная, классическая психиатрия… Искать иголку в стоге сена и то проще, чем пытаться выявить среди множества боевых магов единичные случаи отклонений.

Поэтому проблему Лебедева не заметили. К тому же после смерти сестры и родителей он и так прошел лечение, но то ли специалист попался плохой, то ли вообще не стоило Белогора с его психикой после такого потрясения допускать к Разлому.

У него появилась навязчивая идея, что тварями можно управлять, – не он первый, не он последний. Цель даже благая: заставить тварей уничтожать друг друга безо всякого участия пограничников. Вот только вместо того, чтобы начать с исследования тварей и их поведения, которым занимаются некоторые маги в столице и для которого Лебедеву не хватало ни специфических знаний, ни времени, ни возможностей, Белогор сразу начал с экспериментов, свято уверенный в том, что уже нашел решение, просто нужно немного довести его до ума.

Проблема в том, что чары его работали и даже влияли на тварей, но – как приманка. И принципиально нового в них ничего не содержалось, подобные манки, только послабее, попроще и менее эффективные, порой использовали охотники. Нередко это сильно аукалось им, когда на зов вылезало нечто, к чему они оказывались не готовы. Тут же была использована оригинальная схема, действительно – импульсная, из всех побочных эффектов – только тот негромкий свист, который слышал Яроплет и из-за которого действия Лебедева у Черной глотки заметили остальные пограничники. Реагировали чары на движение, в остальное время – спали. Правда, как они заманили целых трех хлыстоногов, никто так и не сумел разобраться, включая создателя: он каждый раз что-то в них менял, но не всегда мог вспомнить, что именно. Однако Лебедев, при всех странностях и недостатках, явно был не лишен определенного таланта теоретика, здешние маги уже успели оценить изящество схемы и отдельные очень оригинальные решения.

– Он не собирался никого убивать, – подытожил свой короткий рассказ Добрин. – Парни, когда его вязали, не так поняли. Наоборот, хотел защитить, уверенный, что уж теперь-то схема сработает как надо. Как и в прошлые разы…

– Что с ним теперь будет? – спросила Лета.

– Спишут по здоровью, отправят лечиться. По поводу лавины ни целый, ни поломанный жалобу подавать не стали, а вы, если хотите…

– Нет, я верю и вам, и Яроплету, что Лебедев не хотел никого убивать, – заверила Летана. – Вряд ли тюрьма пойдет ему на пользу, тем более он не вполне отвечал за свои поступки. Лучше пусть вылечится. Я плохо его знаю, но он показался мне хорошим человеком.

– Спасибо, – с облегчением улыбнулся ей Добрин. – А что касается ваших дальнейших исследований… Вы же еще не закончили, верно? Выделим кого-нибудь в сопровождение, об этом не волнуйтесь. И нет, Вольнов, молчи! Про тебя инструкции однозначные, давай уж вылечивайся до конца.

Остаток командировки прошел у Леты плодотворно. На заставе к ней и так уже относились неплохо, а после происшествия у Черной глотки она окончательно стала своей, пройдя проверку делом. Никто не требовал от нее слишком многого, прекрасно понимая, что Горская – не боевой маг, но то обстоятельство, что она не сбежала и не бросила спутника, стало аргументом в ее пользу, несмотря на то, что формально она нарушила инструкции и как гражданскому лицу ей следовало эвакуироваться сразу.

Феникс, хотя и ворчал по этому поводу, «в поле» прорваться не пытался. Не то чтобы в нем вдруг проснулась крайняя сознательность, просто Яр прекрасно понимал: все осведомлены о требовании доктора и распоряжении майора, и никто его самодеятельность покрывать не станет. Но Лету в каждый из трех оставшихся патрулей провожал сам. На боевых товарищей со всяческими странными требованиями не наседал; как обычно, шутил и поддразнивал того, кому выпадало в этот раз сопровождать Горскую, но пограничники поглядывали на него с пониманием.

И хотя большинство помалкивало, а кто-то вовсе не обращал внимания, но избежать осторожных расспросов Лете не удалось. Только ответить ей было нечего, кроме того, что командировка ее заканчивается через несколько дней.

Зато о фениксе она наслушалась за это время столько, что не могла определить: ее это больше раздражает или забавляет. Очень многие считали своим долгом рассказать, какой он надежный командир, ответственный, и вообще, «вы не смотрите на то, как он себя ведет». За него переживали и искренне желали ему счастья, не понимая при этом, что убеждать надо не Летану.

Хотя, если бы она сама этого не понимала, все складывалось бы куда проще.