Две сестры

— Конечно, нет; но оно весьма правдоподобно. Так много молодых и красивых женщин гоняются за Абелем, что он стал очень разборчив. Я не могу представить себе, чтобы сорокалетняя Сеттимия могла возбудить в нем увлечение. Вы видите, что я вовсе не желаю вас обманывать. Абель не сохранил вам полную верность в ходячем значении слова. В сердце его вы не имели соперниц; но его неудержимо страстная природа и легкость, с которой он смотрит на эти случайные интриги…

— Не говорите далее; я не имею права, я не хочу знать этих вещей.

— И напрасно. Лучше, чтобы вы узнали все прошлое, даже все настоящее, — это дало бы возможность изменить и спасти будущее.

— А вы считаете возможным такое будущее, каким я имею право требовать его?

— О, это без всякого сомнения.

— У вас есть вера.

— Да, потому что я люблю Абеля. Если бы и вы его любили…

— Стало быть, вы меня считаете более виновной, чем он?

— Да, если вы отрежете ему всякую возможность объясниться и оправдаться. Послушайте, вы считаете его неспособным солгать, не так ли? Так будьте же логичны. Вы говорите, что неверность сама по себе, возможность которой вы заранее предполагали, не убила бы вашу любовь. То, что возбудило в вас неодолимое отвращение, это — что вы были почти свидетельницей одного из тех грубых падений, которые чистая женщина, подобная вам, не может позабыть. Но если этого не случилось на самом деле, если окажется, что вы ошиблись? Простите ли вы ему тогда множество других проступков, подробности которых вы не желаете и не можете знать?

— Боже мой, что вы говорите! Сами же вы подтверждаете существование этих проступков, сами же заставляете меня предполагать их бесчисленное множество и требуете, чтобы я тотчас же дала вам положительный ответ.

— Да, мисс Оуэн, это так. Я хочу его спасти, вот почему я говорю вам: примите все его прошлое, как оно было. Но я не хочу приносить вас в жертву, и поэтому-то я говорю вам все, как оно было. Это ужасное прошлое, если вы узнаете о нем слишком поздно, отравит ваше будущее. Возьмите назад этот конверт, который вы мне дали; подумайте еще раз хорошенько, и если вы убедитесь, что любовь действительно в вас умерла, — отошлите его. Но так как я непременно хочу, чтобы правда разъяснилась, то я сейчас же напишу Абелю…

— Я запрещаю вам это делать. Если вы напишете, я немедленно отошлю ему этот высохший листок. Если же вы воздержитесь от этого, то я обещаю вам оставить его у себя и подумать.

— Но что же это за странная боязнь объяснения, в котором истина может восторжествовать?

— Но если она не восторжествует? — отвечала я со слезами. — Так вы хотите непременно, чтобы все кончилось раз навсегда? Вы меня заставили усомниться в том, чему, мне казалось, я была свидетельницей. Оставьте же мне это сомнение. Быть может, мне удастся отделаться от этого ужасного воспоминания. По крайней мере, я попытаюсь, даю вам в том слово.

Нувиль меня одобрил и стал благодарить. С этой минуты он был согласен на все и подчинился всем условиям, какие я ему предписала. В тот же вечер я оставила Париж и вернулась домой в более спокойном настроении духа.

Однажды, сидя у себя в гостиной, я увидела, что в парк наш въехала очаровательная амазонка на великолепной лошади и в сопровождении одного только слуги. Минуту спустя мне подали карточку, на которой было написано карандашом: M-lle Кармен д'Ортоза, которая привезла мисс Саре Оуэн поклон от ее семьи.

Я приняла г-жу д’Ортоза. Манеры и весь тон ее отличались великосветской самоуверенностью и развязностью. Она сказала мне, что только что приехала из Ниццы, где часто видалась с моей сестрой. Отцом моим она не могла нахвалиться и называла его Франклином с душой художника; Адою она тоже была совсем очарована и уверяла, что это тип миловидности, связанной с простодушием. Я должна была из вежливости сделать вид, что знаю уже о ее знакомстве с моим семейством из писем моей сестры, хотя Ада, из опасения, конечно, смутить мою пуританскую щепетильность, ничего не упоминала мне об этом знакомстве. Между тем, очевидно было, что m-lle д’Ортоза не преувеличивает, и что она действительно коротко сошлась с моей сестрой. Оказалось, что она знает всю нашу биографию и слышала даже о нашем знакомстве с Абелем. При этом имени она пристально посмотрела мне в лицо и добавила:

— Отчего вы не приехали к нам в Ниццу? Он был там на днях, дал два великолепных концерта и простер свою любезность до того, что играл в доме у одной моей старой родственницы, которая постоянно живет в Ницце, и у которой я останавливаюсь, когда приезжаю туда.

Я чувствовала, что краснею. Без сомнения, и она это видела, хотя у нее и хватило такта сделать вид, что ничего не замечает. Ее большие глаза зеленого, беспрестанно меняющегося цвета имели какое-то странное выражение, трудно было сказать — пытливы они и проницательны, или же близоруки и рассеянны.