Две старофранцузские повести

— Сын мой милый, — ответил граф Гарен,— вот какие молодые подвиги должен ты совершать, а не мечтать о глупостях.

— Отец, — ответил на это Окассен, — оставьте ваши проповеди, а лучше исполняйте ваше обещание.

— Что такое? Какое обещание, сын мой?

— Как, отец, или вы позабыли? Клянусь головою своею, кто бы ни забыл, а уж я-то хорошо его помню, — так глубоко оно запало мне в сердце. Ведь вы обещали мне, когда я вооружался и шел на бой, что если бог сохранит меня целым н невредимым, то вы позволите мне повидать Николет, мою нежную подругу, так, чтобы я мог сказать ей два или три слова и хоть раз один ее поцеловать. Вы в этом мне поклялись, и теперь я хочу, чтобы вы исполнили вашу клятву.

— Я? — сказал отец.-— Пусть бог меня покинет, если я исполню такое обещание. А если бы она была здесь, я бы ее сжег в огне, да и вам самому было бы чего бояться.

— И это все, что вы мне скажете?

— Видит бог, да, — ответил отец.

— Нечего и говорить, очень грустно мне, что человек вашего возраста лжет. Граф Валенсский, — сказал Окассен, — я вас взял в плен, не так ли?

— Так, господин мой,— ответил граф.

— Так дайте мне на том руку.

— Охотно, господин мой.'

И он подал Окассену руку.

— Дайте мне клятву, — продолжал Окассен, — что, пока вы живете, вы будете вредить моему отцу, позорить его и разрушать его владения, сколько у вас хватит сил.

— Ради бога, господин мой, не шутите со мною, а лучше назначьте мне выкуп. Сколько бы вы у меня ни попросили золота и серебра, скакунов и вьючных коней, цветных мехов, собак или птиц, я вам все отдам.

— Как, — возразил Окассен, — разве вы не знаете, что вы мой пленник?

— Знаю, господин мой, — ответил граф.

— Бог свидетель, если вы не поклянетесь мне в том, о чем я прошу, с вас слетит голова!

— Боже меня сохрани, — ответил тот, — я поклянусь вам в чем угодно.

Граф Бугар дал клятву, и Окассен посадил его на коня, сам сел на другого и проводил его до тех пор, пока он не был в безопасности.[37]

11

Здесь поется:

Видит старый граф Гарен,
Что не может Окассен
Милой сердцу разлюбить,
Ясных глаз ее забыть.
Сына он в тюрьму послал,
В темный мраморный подвал,
В погреб мрачный под землей.
Полон юноша тоской,
Стал печальнее, чем был;
Плача, так он говорил:
«Дорогая Николет!
Друг мой нежный, лилий цвет,
В чаше спелых гроздий сок[38]
Быть нежней тебя не мог.
Видел раз я, как один
Пилигрим из Лимузин
На одре лежал без сил,
Злой недуг его томил.
И была болезнь тяжка —
Изнуряла старика;
Только мимо ты прошла,
Легкий плащ приподняла,
Мех соболий дорогой
И рубашки край льняной —
Ножку старец увидал
И сейчас здоровым стал.
От болезни исцелен,
Крепче прежнего стал он
И отправился один
В свой далекий Лимузин,
Позабыв про злой недуг.
Лилий цвет, мой нежный друг,
Ваша поступь так легка,
Речь отрадна и сладка,
Ласка и любовь нежны,
Смехом, радостью полны.
Как вас можно не любить?
Ради вас я должен жить
В келье тесной под землей.
Здесь погибну смертью злой,
Близок мой последний час,
Умру за вас!»

12

Говорят, рассказывают и повествуют:

Окассен был заключен в темницу, как вы уже слышали, а Николет сидела взаперти в комнате. Это было летом, в мае месяце, когда дни стоят теплые, долгие и ясные, а ночи тихи и прозрачны.

Однажды ночью Николет лежала в своей постели, и увидела она, что луна светит в окошко, услышала, что в саду поет соловей. Вспомнила она об Окассене, своем милом друге, которого она так любила. И стала она думать о графе Гарене Бокерском, который смертельно ее ненавидел, и решила, что ни за что больше здесь не останется. Ведь если бы ее кто-нибудь выдал и граф Гарен узнал, где она, он бы предал ее злой смерти.

Услыхав, что старушка, которая была с нею, заснула, она встала, надела красивый шелковый блио[39], потом взяла простыни и полотенца, связала их вместе и сделала из них веревку, такую длинную, как только могла. Привязала ее к подоконнику и спустилась вниз в сад.