20
Николет устроила беседку, как вы уже слышали, славную и красивую, убрала ее цветами и листьями снаружи и внутри, а сама спряталась неподалеку в кусты, чтобы посмотреть, что будет делать Окассен. И пошел слух по всей стране и по всей земле, что Николет пропала. Одни говорили, что она бежала, а другие полагали, что граф Гарен велел ее убить.
Если кто-нибудь этому и радовался, то Окассену совсем не было весело.
И гррф Гарен, его отец, освободил его из тюрьмы, созвав со всей страны рыцарей и девушек и устроил пышный праздник, думая так развеселить Окассена, своего сына.
В самый разгар празднества Окассен, печальный и унылый, стоял, прислонившись к колонне. Кругом все радовались, но Окассену не было весело, так как здесь не видел он ничего того, что он любил. Один рыцарь, увидев его там, подошел и окликнул его.
— Окассен, — сказал он, — я был болен тем же самым недугом, что и вы. Я вам дам хороший совет, если вы хотите мне довериться.
— Господин мой, — сказал Окассен, — спасибо вам, хороший совет мне дорог.
— Садитесь на коня и поезжайте прокатиться по этому Лесу, вы увидите там цветы и травы и услышите, как поют птички. Быть может, случайно вы там услышите такое словечко, от которого вам станет легче.
— Господин мой, ответил Окассен, — спасибо, я так и сделаю.
Он уходит из залы, спускается по ступеням вниз, идет в конюшню, где стояла его лошадь. Потом он велел оседлать и взнуздать коня, вложил ноги в стремена и поехал прочь от замка. И ехал он до тех пор, пока не достиг леса. И дальше подъехал он к ручейку, нашел пастухов как раз в девятом часу дня. Они разостлали плащ на траве, ели хлеб и очень веселились.
21
22
Песня пастухов наполнила. Окассену о Николет, нежной подруге, которую он так любил, и он подумал; не проходила ли она мимо? Он пришпорил коня и подъехал к. пастухам,
— Бог на помощь, милые дети!
— Здравствуйте, — ответил ему тот, который был поразговорчивее. других.
— Милые дети, спойте-ка еще раз ту песенку, которую вы только что пели.
Нет, петь мы больше не будем, — ответил тот, который был. поразговорчивее других. — Будь проклят тот, кто споет ее вам, сударь.
— Милые дети, разве вы меня не знаете?
— Как не знать! Вы — Окассен, наш молодой господин, только мы не ваши, а графские.
— Милые дети, сделайте то, о чем я прошу.
— Ну, вот еще, черт возьми! Стану я петь для вас, если мне не хочется! Разве найдется в этой стране хоть один такой важный человек, кроме графа Гарена, который, найдя моих быков, коров и овец на своих лугах и в своей пшенице, осмелился бы их выгнать, даже если бы ему грозили выколоть глаза? Так зачем же я буду петь для вас, если мне этого не хочется?
— Ради бога, милые дети, согласитесь на мою просьбу. Возьмите себе десять су, которые я нашел у себя в кошельке.
— Сударь, деньги-то мы возьмем но петь для вас я все-таки не стану, так как я ведь поклялся в этом. Впрочем, если вы уж так хотите, я могу рассказать вам обо всем.
— Клянусь богом, сказал Окассен, — лучше уж это, чем ничего.