Две старофранцузские повести

— Сударь, мы были здесь сегодня утром между первым и третьим часом и ели здесь у ручья хлеб, вот как сейчас. И пришла сюда девушка, такая красивая, что мы ее приняли за фею, — так от ее красоты засиял весь лес. Она дала нам столько денег, что мы обещали ей, если вы придете сюда, сказать вам, чтобы вы здесь в, лесу поохотились. Здесь живет зверь, и если вы его захватите, то не отдадите ни одного кусочка его ни за пять сотен марок золотом, ни за какие деньги; ибо он обладает лекарством, которое, если вы сможете поймать зверя, сразу излечит вас от недуга. В течение трех дней должны вы захватить этого зверя, а если вам это не удастся; то вы его больше никогда не увидите. Ну, так охотьтесь, если вам хочется, а если нет, так не надо. А я свое дело сделал.

— Милые дети, — сказал Окассен, — вы мне достаточно сказали, теперь пусть бог поможет мне его найти.

23

Здесь поется:

Окассену речь ясна:
Передать она должна
О подруге милой весть.
На коня опешит он сесть
И въезжает в лес густой.
Верный конь летит стрелой,
Быстро юношу он мчит.
Вот как рыцарь говорит:
«Мне олень и кабаны
Для охоты не нужны.
Ясноокой Николет
Здесь в лесу ищу я след.
Стройный стан и светлый взор,
Смех и нежный разговор
Сердце мне навек пленил.
Если так господь судил,
Вас еще увижу я,
Любовь моя!»

24

Говорят, рассказывают и повествуют:

Едет Окассен по, лесу, с дороги на дорогу, и конь несет его быстрым ходом. Не думайте, что его щадили шипы и колючки. Ничуть не бывало! Они рвали его одежды, так что скоро не осталось на нем ни одного цельного куска, и в крови были его руки, грудь и ноги. Кровь шла из тридцати или сорока мест, так что можно было видеть на траве следы крови, которая капала из его ран. Но он так глубоко задумался о Николет, своей нежной подруге, что не чувствовал ни боли, ни страданий, и все ехал дальше в лес, но никаких вестей о ней не было:

И, когда он увидел, что приближается вечер, он стал плакать о том, что не смог он найти ее.

Проезжая по старой, заросшей травою дороге, он взглянул перед собою и увидел вдруг человека, вот такого, как я вам сейчас опишу.

Он был высок ростом, дикий с виду и чудовищно безобразный. Голова у него была огромная, чернее угля, расстояние между глаз с добрую ладонь, щеки толстый, огромный плоский нос с широченными ноздрями, губы толстые, краснее сырого мяса, зубы длинные, желтые и безобразные. На ногах у него были гамаши, и обут он был в сандалии из воловьей кожи, обмотанные лыком и завязанные веревкой до самых колен. Он был закутан в плащ на подкладке и опирался на большую дубину.

Когда Окассен вдруг его увидел, он был охвачен сильным страхом.

— Бог в помощь тебе, братец!

— Бог да благословит и вас, — ответил тот.

— Послушай-ка, что ты тут делаешь?

— А вам-то какое до этого дело?

— Никакого, я просто спросил по-хорошему.

— О чем это вы плачете, — сказал тот, — и что вас так печалит? Если бы я был таким важным человеком, как вы, никто в мире не мог бы заставить меня плакать.

— А! Так ты. меня знаешь? — спросил Окассен.

— Да, я знаю, что вы Окассен, графский сын, и, если вы мне скажете, о чем, вы плачете, я вам окажу, что я здесь делал.

— Ну что же, — ответил Окассен, — я тебе скажу охотно. Сегодня утром я приехал в этот лес поохотиться, и со мною была белая левретка, самая прелестная в мире, и вот я ее потерял, потому и плачу.

— Бог мой! — воскликнул тот, — и чего только ни выдумают эти господа! И вы плачете из-за какой-то вонючей собачонки! Будь проклят тот, кто вас за это похвалит. Нет в нашей стране такого важного человека, которому ваш отец приказал бы достать их десять, пятнадцать или двадцать, и тот не исполнил бы этого с большой охотой и не был бы этому только рад! Вот я так действительно могу плакать и печалиться.

— А ты о чем же, братец?