Две столицы

– По порядку… Где тут порядок? Ладно. Днем… Нет, не так, вчера днем мы часть ваших гостей и абреков этих разместили у графа Шереметева во дворце. Среди них три женщины были восточные, в чадры укутанные. Ну их отдельно поселили с дворней. А там холоп один полез к одной под подол, получил, и завопили эти фурии, на крики вся дворня собралась, а тут абреки ваши прибежали и, недолго думая, руку холопу саблей отрубили. Дворня в крик, из окон ломиться стали, пятеро покалечились. Меня вызвали, а я-то на коронации. Побежал полицейский урядник Тихомиров Иван Ильич с десятком унтер-офицеров. Разбираться попробовали, но там гвалт, и этот бегает, выпучив глаза, с отрубленной кистью. В дом вломились, а там сорок абреков ваших с кинжалами и саблями. Сбежали, храбрецы, мать их. Потом полковник – товарищ мой – Зотов поехал порядок наводить. А там уже семеновцы, около роты. Еле утихомирил всех. А эти и говорят, толмач там нашелся, что они жены хана Дербента Петера. Коронация к этому-то времени закончилась, нашли меня и туда позвали. Арестовывать ваших горцев я не стал, кровушка бы полилась, да и конец бы пришел дворцу графа. Решил к вам девушек, жен этих ваших, сюда доставить от беды. Но не тут-то было. Не пускает меня жена ваша, говорит, что одна у вас, князь, жена, правда из-за ее плеча еще одна девица выглядывает. Так и не пустила, да еще чуть родимчик меня не хватил. Заглянул в щель забора, а там вы стоите, Петр Христианович, а она вас полотенцем хлещет и кричит, чтобы ворота не открывал. Слава богу, что тут вы подъехали, а то кругом у меня голова пошла. Что теперь скажете, Петр Христианович?

– Царица Мариам приехала с дочерями и сыновьями? – Это важней.

– Приехала. Граф Кочубей кричит, обещал государю пожаловаться. Зело злой на вас, Петр Христианович. И Константин Павлович злится, что не предупредили. Царица все же. Да и каталикос всех армян – тоже не простая особа. Вы в следующий раз, монархов-то в гости приглашая и иерархов церкви, советуйтесь с нашими… Н-да, ну… Да хоть с императором.

– Как скажете, Павел Никитич. Давайте теперь с женами разбираться. За увечье холопа я, конечно, заплачу графу Шереметеву. Полицейским вашим бочку вина выкачу за потраченные нервы. Кто там еще у графа пострадал? Тоже лечение оплачу или выкуплю, если инвалидами станут. Теперь про жен. Это девушки-танцовщицы из гарема Гасан-хана, бывшего правителя Дербента. Я их привез, как бы подарок императору Александру сделать… – Нет! Нет! – видя округлившиеся глаза Каверина, успокоил его Брехт. – Не девушек подарить, а очень необычным восточным танцем порадовать. Такие же глаза, думаю, у Александра Павловича будут, как сейчас у вас. Экзотика – эротика.

– Да, выдумщик вы, Петр Христианович. А жена ваша с девицей?

– Это моя двоюродная или троюродная даже сестра. Только приехала с Неметчины. Графиня фон Витгенштейн. Сиротка. Замуж хочу пристроить. Бесприданница, там-то все имущество родственники поделили, чуть не на хлебе и воде сидела. Дам небольшое приданое. Не знаете, Павел Никитич, сваху хорошую?

– Тьфу на вас, ваше светлость!!! – замахал руками обер-полицмейстер. – Идите с женой разберитесь поперед. А то толпу на половину Москвы зевак собрали. А кто там на вас похожий? Брат? Тоже с империи немецкой?

– Конюх. Подарок Платона Зубова. Потому и подарил, что похож больно. Ладно, пойду со старшей женой мириться. Да шучу, ваше превосходительство. – Опять глаза у обер-полицмейстера по рублю елизаветинскому.

Событие восемнадцатое

Самые худшие болезни не смертельные, а неизлечимые.

М. Эбнер-Эшенбах

Силою веры и волей можно излечить любую болезнь.

Парацельс

Антуанетта дулась. Нет, не потому что он там себе трех жен завел, поверила про танцы, дулась, что у нее нет приглашения или билета на бал. На балы. В Кремль в Грановитую палату, где три ночи подряд будут балы, вход тоже по билетам и выдают эти билеты только самым именитым. Оно и понятно, палата – это только название. Сколько туда народу влезет? Так еще ведь не танго танцевать, сейчас танцы простора требуют.

– Княжна я, мать твою, или не княжна?! – если с французского прононсного на русский поносный перевести, вопрошала блондинка.

– Ты, жена моя, мать моих детей, как ты могла такое подумать? – изобразил Никулина Петр Христианович. – Конечно, пойдем, мне сам государь обещал билеты дать, а Константин Павлович хотел с тобой потанцевать, лично мне сказал: «Хочу, говорит, с самой красивой, после императрицы, женщиной Российской империи полонез или мазурку сбацать. Прямо спать не могу, как хочу».

– Петер, ты лучший муж, пойдем в койку! – почти так.