Две столицы

Они по Красному крыльцу вошли в Грановитую палату. Члены царской семьи и несколько приближенных чиновников сидели в углу и трепались на французском. В центре внимания как раз и была вторая дочь Павла, Елена. Муж, лопоухий пацан, сидел в глубоком кресле и дремал, кажется. Елена что-то возбужденно рассказывала матери – Марии Федоровне. Вошедших заметили. Чего бы не заметить? Деревянные каблуки сапог, подбитые железными подковками, громко цокали по полу, отдаваясь эхом по большому пустому помещению. Всю мебель уже вынесли, приготовив место для танцев.

– Костик, ну, где же ты пропал? – погрозила ему веером Елена Прекрасная.

Брехт подошел, щелкнул каблуками, поклонился.

– Ваше императорское величество. Явился на расправу.

– Сашенька, ангел наш, повинную голову и меч не сечет, – вступилась за него Мария Федоровна.

– Повинную ли? – Александр встал и похлопал по плечу Елену.

Стоп. Она через пару лет умрет от туберкулеза, а сейчас симптомы есть? Да, сто процентов. Вон одно плечо ниже другого. Вон блеск в глазах. Вон бледность кожи. А еще испарина на лбу.

– Ваше императорское величество, а могу я задать вашей сестре несколько не совсем скромных, но очень важных для нее вопросов.

– Петр Христианович? – подскочила мать, готовая защитить свою дочь.

– Мария Федоровна, это касается здоровья ее высочества. Да и всех вас тоже.

– Князь! Объяснитесь! – нахмурился Александр. Желваки заходили.

– Мне нужно задать Елене Павловне сначала несколько вопросов. Медицинских.

– Разве вы эскулап? У вас какое образование, Петр Христианович? – встал рядом с братом и Константин.

Надо, Федя, надо, подбодрил себя струхнувший от такого напора Брехт.

– Домашнее. Это сейчас не важно. Так я могу задать вопросы?

– Ну вы и настойчивы, князь. Задавайте.

– Давайте присядем, – Брехт угрюмо оглядел семейство и вскочивших царедворцев.

– Присаживайтесь, месье, – Александр плюхнулся в свое полукресло.

– Слушаем вас, Петр Христианович, – разрядила наступившую за этим тишину Мария Федоровна.

– Елена Павловна, слабость, усталость, быстрая утомляемость – что-то из этого вам знакомо?

– Знаете, после рождения ребенка я и правда стала быстро уставать, и точно, пройду немного и слабость в ногах.

– Петр! Петр Христианович? – подскочила императрица.

– Повышенная потливость. Особенно ночью? – забил следующий гвоздь Брехт.

– Я! Я! Она часто просыпаться в пот, – оказывается, этот подросток не спит. Принц, блин. И эти хороши: выдали девочку больную в пятнадцать лет замуж и в шестнадцать она уже родила.

– Князь? – встал снова Александр.

– Прошу всех сесть, – повысил голос Петр Христианович. Сели. Испугались.

– Потеря веса. Да, можете не отвечать, по вам видно, Елена Павловна. Честно ответьте про кашель. Бывает?

– Чахотка! – взвизгнула Мария Федоровна и бросилась к дочери.

Глава 8

Событие девятнадцатое

…Ясновидцев – впрочем, как и очевидцев —
Во все века сжигали на кострах.

Владимир Высоцкий

Все же знают, что Ленин сделал, как только большевики пришли к власти?

Нет? Только сейчас всякие противники большевиков и прочие русофобы закричат, что начал экспроприировать и расстреливать. Садист. Нет, не с этого начал, хотя не очень и жалко тех товарищей, у которых бриллианты отняли. Ладно. С другого начал. Он электрифицировал страну. А зачем он это сделал? Правильно, чтобы было куда включать электрошокеры. Которые садисты обозвали «лампочками Ильича». А зачем электрошокеры? Лечить страну от тысячелетнего летаргического сна.

К чему это? А к тому, что Брехт решил тот же способ использовать. Электрифицировать страну? Тьфу. Шоковую терапию применить.

– Чахотка! – взвизгнула Мария Федоровна и бросилась к дочери.

Бросились и все остальные.

– Стоять! Бояться! – гаркнул на всю Грановитую палату Петр Христианович.

Романовы и прочие Гогенцоллерны вскочили; кто еще сидел, а кто был на пути к Елене Прекрасной, остановились, и только Мария Федоровна пренебрегла криком и, обняв дочь, залилась слезами.

К Брехту с закрытыми глазами подошел Александр, встал напротив и только после этого открыл их, из голубых его глаз ручьями слезы бежали.

– Объяснитесь, граф! – на фальцет перешел.

– Не прежде, чем вы все сядете в кресла и отойдете от Елены Павловны. Это нужно и вам и ей.

– Костя, – Александр потянул подошедшего брата за руку, и они вдвоем оторвали мать от застывшей в ступоре Елены.

Мария Федоровна закрыла лицо руками, позволила усадить себя в кресло и затряслась в плаче.

Н-да, богатые тоже плачут.

– Граф!

– Разжаловали…

– Простите, князь. Слушаем вас, Петр Христианович.

– Я не доктор, не врач, – Брехт оглядел семью венценосную и побелевших, стоящих теперь у стены всяких набольших бояр. Правильно поступили, даже не зная почему.

– Говорите уже, Петр, – всхлипнула Мария Федоровна, по-немецки всхлипнула. На родном языке рыдать легче.