Две столицы

Бросилась на шею, но вспомнила, что за скандалом наблюдают младшие жены, отпустила общего мужа и оглядела хоромы. Весь низ занят абреками, и они там спят в тесноте и обиде. Князья всякие, а им на пол попоны бросили. Ну где их разместить в переполненной Москве? Но Марат не бухтел. А, нет, бухтел, типа, когда ты сведешь нас с императором? Зачем звал, если не можешь представить нас Александру? Князь ты, или погулять вышел?

А верх тоже занят. Теперь и тут хоть на полу укладывайся. Три турчанки добавились, или кто их знает, какой они национальности. Может, азербайджанки, может, персиянки. Но девахи чернявые и красивые. А еще с ними увязалась тетечка от графа Шереметева. Тот сам ее послал. Она татарка и худо-бедно понимала танцовщиц, ну и присматривает за непривычными к русским порядкам сотрудницами дербентского гарема. Еще Ванька, еще Стеша. И неожиданно, пока не было Петра Христиановича дома, привез Тихон, посланный в Студенцы за Йоганом Бауэром, Василису Преблудную. Якобы Матрена почувствовала, что она понадобится графу. Против Матрены не попрешь. Значит, и вправду понадобится лекарка, а это ничего хорошего не сулило. Что-то плохое случится. Ну и сам немецкий управляющий.

Так что и верхний этаж весь народом заполнен. А весь двор лошадьми, которые за сутки столько навоза произвели, что можно завод по производству биодизеля открывать. Шестьдесят лошадей – это не хухры-мухры. Это полторы тонны навоза за сутки. А съели, а выпили? Нет, нужно быстрее организовывать встречу Марата с Александром и отправлять их назад. И не из-за навоза даже. Из-за времени года. Сентябрь еще относительно теплый месяц, а вот потом снег пойдет, а абреки легко одеты, и кони к большим морозам не привыкли. Простынут и те, и те.

Брехт утром, выдвинувшись на Слоне к Кремлю, корил себя, что не переговорил вчера с обер-полицмейстером, чтобы тот встречу устроил ему с императором, вот так на дурика ехать в Кремль, где теперь проживает государь со всем семейством, не самое перспективное занятие. Поважней есть особы, которым тоже хочется с монархом пообщаться.

Так и оказалось. Подъехал он к Спасским воротам, а они заперты. Всё, разошлись гости. Если есть билет на бал, то приезжайте к восьми вечера. И раньше не надо, не запустим.

– Да я князь…

– Петр Христианович, ты чего надрываешься? – из-за плеча огромного гренадера торчала курносая мордочка Константина Павловича – цесаревича.

– Ваше императорское…

– Обижусь, сто раз повторял, для тебя – Константин Павлович, – пьяненький, но не бухой. Так, навеселе.

– Константин Павлович, мне бы с Александром переговорить, у меня остановился в доме пщышхуэ кабардинский. Это что-то навроде военного вождя и главного судьи у черкесов. Нужно… Это правильное слово, Константин Павлович, нужно, чтобы Александр Павлович его принял как можно скорей и пообещал заботиться о Кабарде и Моздок им вернуть, ну, я объясню императору, как с ним говорить и чего обещать. Этот разговор позволит предотвратить большую войну на Кавказе, в которой погибнут десятки тысяч наших солдат и офицеров. И они – черкесы – помогут нам при положительном исходе этих переговоров в войне с Персией или Ираном, которая вскоре начнется, а потом и в войне с Портой. Тоже вскоре грянет.

– Стой. Стой. Петр Христианович, ты наговорил, как вице-канцлер целый. Провести тебя к Александру? А что? У него сейчас сестренка наша, Елена Прекрасная, с мужем – принцем Фридрихом Людвигом – сыном Фридриха Франца I, великого герцога Мекленбург-Шверинского. Ну, да ты знаешь. Был же на свадьбе.

– Конечно, Константин Павлович. – Блин, нет этого воспоминания в мозжечке. Не в мозгах же. Там и нет мозгов. Инстинкты одни.

– Ну, пойдем. Расскажешь про черкесов своих, да и про царицу Мариам грузинскую, и патриархов двух, что ты с нею заманил.

– Двух?

– Двух. Приехал с царицей Варлаам – архиепископ Грузинский и Давид V – патриарх-католикос армянский. Ох и ругается вице-канцлер Кочубей. Прямо слюной брызжет. Хорошо хоть матушка за тебя заступилась. Сказала: раз Петр привез их, то есть у него задумка. Пошли. Я тоже послушаю. Интересно, какая может быть задумка – эту мегеру грузинскую в Москву притащить.

Пока шли, налетел холодный ветер и стал развевать полы плаща Константина, так и норовившие опутать ему голову. А еще этот же ветер прошелся по загаженному двору Кремля. Десяток тысяч людей за один день превратили святыню в помойку. Бумажки, огрызки яблок, тряпочки цветные. Грустное зрелище. Так уже и стук молотков. Сотен молотков. Плотники и солдаты разбирали трибуны и амфитеатры, кончился праздник.

– Грустное зрелище, Константин Павлович, не находите? – поправил на нем плащ Брехт.

– А? А, да. Нажился кое-кто.

– Народу нужны праздники.

– Александр так же говорит.