Две столицы

Фома пошел к кустам, а граф Кочубей почти спокойно, руки все же подрагивали, достал пистоль, проверил порох на полке, скусил запасной бумажный патрон и подсыпал на полку свежего пороха. Прицелился в центр спины. Бах! Руку дернуло, и пороховой бело-серый вонючий дым заволок все впереди. Пришлось обойти это облачко, в лесу ни ветерка. Игнатов лежал на животе и сучил ногами, пуская кровавые пузыри. В легкое, должно быть, попал, решил Виктор Павлович. Он был завзятый охотник, промахнуться не мог с такого-то расстояния. Десятки раз приходилось Кочубею кабана добивать и оленя, ничем этот Фома не лучше свиньи. Провалил такое простое дело. Пусть в ад отправляется, выскажет все своим разбойникам. Граф вынул из ножен охотничий нож и воткнул его раненому в основание черепа. Игнатов дернулся и затих.

Возвращался в Москву Виктор Павлович с максимальной скоростью, то и дело переходя на легкую трусцу. На окраине удачно поймал извозчика и уже через полчаса собирал вещи в доме бывшего екатерининского фаворита.

– Уезжаете, Виктор Павлович, – увидев уже собранного Кочубея, старый вельможа состроил грустное лицо. – Скучать опять один остаюсь.

– Ничего не поделаешь. Государь отбыл, и мне пора. Тут еще проблемы с послами. А я, как ни крути, вице-канцлер.

– Ну да. Ну да. С богом.

Дорогу до Петербурга граф Кочубей толком и не запомнил, все планы мести строил. До чего только ни додумался, впору романы писать начать. А разрешилось все легко. Поехал не домой, а в усадьбу другого Васильчикова под Петербургом, к отцу жены Марии Васильевны – Василию Семеновичу. Жена там была.

Приехал, а там все на дворе и с каким-то унтером в зеленой форме необычной общаются. Шапка такая смешная.

Ну, пообнимались, поцеловались со всеми, а солдатик этот так и стоит чуток поодаль.

– Кто это? – спросил Васильчикова Кочубей.

– Рекрут вернулся. Отслужил двадцать два года и вернулся вот. Егерем был. До подпрапорщика дослужился. Говорит, ежели не врет, что из своего штуцера не меньше двух сотен врагов положил.

Егерем? Из штуцера. А ведь хорошая мысль.

– А можно я его заберу, Василий Семенович?

– Да почему нет, забирай, ни семьи у него ни осталось, ни кола, ни двора. Кто от холеры преставился, кто так помер, не знаю, что и делать с ним. Забирай. Одной заботой меньше. Только ты ведь знаешь, он ведь не крепостной. Он теперь в военном сословии. Инвалид. Хочешь, переговори, найми в услужение. Мне он тут не нужен.

– А что он хочет? Чего вы говорили?

– Кабак хочет в селе открыть, денег просит, – махнул рукой Васильчиков.

– Денег? Ну, денег так денег. Как звать солдатика?..