Две стороны неба

И ушел в глубину большой город, и поплыл к востоку, навстречу солнцу, медленно раскрывая и закрывая светлые лабиринты парков, улиц и площадей.

4

— Так что ты хочешь сказать, Роберт?

Наставница Анна подошла к нему, мягко нажала рукой на плечо, и Роберт послушно опустился в кресло. Наставница отошла к окну, обхватила себя руками за плечи, словно ей было холодно.

Роберт прилетел уже давно, но пошел к коттеджу не напрямик, а дальней дорогой, через сосняк. Интернат как будто вымер: кто ушел в лес, кто на речку, кто улетел на экскурсию, но Роберт все-таки не решился идти открыто, потому что от бассейна доносились голоса. Он остановился в соснах у домиков наставников. Наставница Анна сидела у окна и медленно листала книгу. Сначала Роберт не поверил себе, но, приглядевшись, убедился, что не ошибся: глаза наставницы в самом деле были подозрительно влажными.

Наставница резко провела ладонью по щекам. Роберт осторожно попятился, но уйти не успел.

— Гриссом! Что ты там прячешься? Заходи.

Он вошел в домик, и наставница Анна встретила его за порогом. Ее серые глаза были сухими, и Роберт усомнился в только что увиденном.

— Так что ты хотел сказать? — повторила наставница.

— Вот… — Роберт неуверенно развел руками. — Вернулся…

— Вижу, что вернулся, — сказала наставница и еле заметно улыбнулась, но улыбка вышла печальной. — Понравилось в городе?

— Понравилось…

Роберту захотелось рассказать наставнице о своей одиссее, но, еще раз посмотрев в ее грустные глаза, он раздумал. И неожиданно для себя самого начал говорить о Гедде и Софи.

Он говорил долго. Он говорил о том, как хотел убить Гедду, и о том, что она не похожа на других, говорил, что она назвала Базу «Кунсткамерой» и мечтала увидеть своими глазами коммунистическое общество. Он говорил о Софи, о ее желании уничтожить Базу, потому что дальше будет все хуже и хуже, и и о том, как он предлагал ей воспользоваться ключом, который передала ему умершая мама, и еще о многом и многом…

Наставница Анна давно уже отошла от окна и стояла рядом, глядя на него широко открытыми глазами, а он говорил и говорил, размахивая руками, говорил почти бессвязно, перескакивая с одного на другое, говорил, то и дело оглядываясь на дверь, словно призрачный мир Базы, пронизанный унылыми синими огнями, находился рядом, у порога, поглотив сосновый лес, реку и солнечное небо.

Он вдруг заметил рядом с наставницей Анной наставника Генриха — и замолчал, как будто с разбегу наткнулся на препятствие.

— Ро-оберт! — нежно и тревожно сказала наставница Анна и подняла руку, словно собираясь погладить его по голове.

— Простите! — пробормотал Роберт. — Я тут наговорил… — и выбежал из домика.

Он забрел на футбольное поле, сел на пустую трибуну. В центре поля увлеченно возился с мячом какой-то первоклашка. Полосатые трусики сползали, но малыш раз за разом обыгрывал невидимого соперника, не обращая внимания ни на трусики, ни на Роберта, ни на солнце, неистовствующее в выгоревшем небе.

«Простите, наставница… Простите, что я полез со своими рассказами, когда у вас и так тяжело на душе… Я хотел отвлечь вас от ваших мыслей и поэтому заставил думать обо мне, о Гедде, Софи, о нашей забытой богом Базе… Я не знаю, что у вас стряслось, но поверьте, мы изо всех сил будем стараться смягчить вашу боль».

Близилось время обеда, и интернат постепенно оживал. Потянулись из леса младшие школьники, с воплями ворвались на поле пятиклассники. Они побросали у ворот полотенца, мокрые после лодочного «морского боя» на Волге, мигом расхватали мячи и устроили дикую игру, полурегби-полуфутбол, бесцеремонно вытеснив с поля малыша в полосатых трусиках.

Малыш отошел в сторонку, подбоченился и поставил ногу на мяч, презрительно посматривая на буйную орду, которая металась по траве без соблюдения каких-либо правил.

Проплыла над соснами цепочка «апельсинов» — это возвращались с экскурсии старшеклассники. Над интернатом зазвенели невидимые колокола, приглашая к обеду, и из коттеджей к умывальникам бросились малыши.

Роберт изучил свои исцарапанные ладони и тоже направился к умывальникам.

«Пусть только попробуют издеваться надо мной, — думал он, пиная на ходу сосновые шишки. — Пусть только попробуют!»

Неподалеку от умывальников сгрудилась малышня. Роберт заглянул через головы сидевших на корточках мальчишек и увидел в траве колючий клубок. Малышня тыкала в ежа ветками.

— А если тебя палкой? — грозно спросил Роберт коротко остриженного мальчугана с оттопыренными ушами.

Мальчуган засопел. Остальные перестали тревожить ежа и выжидающе уставились на Роберта.

— Отнесите туда, где взяли, и отпустите! — скомандовал Роберт.

— Так это же далеко, за ручьем, — неуверенно протянул мальчишка в панамке, опасливо косясь на Роберта и пряча за спину ветку.

— Значит, отнесите вон в те сосны и живо умываться!

Малыши заворчали, насупились, но возражать не посмели и, закатив ежа в панамку, уныло побрели к соснам.

Он шел к умывальникам и думал, что чем-то похож на этого ежа. Определенно похож. Только никто не тычет в него палками. Не принято в этом мире тыкать палками.