Две стороны одной медали

У нас не было никакого графика: мы выходили на лед в 7 утра, а на следующий день это могло быть 9 вечера. При этом Людмила Станиславовна поняла, что неприхотливых парней из регионов набирать куда удобнее. Некоторые из них составили мне компанию в аквариуме. Так что нас было уже несколько человек и у нас было свободное время, а нам по 16 лет… В какой-то момент большую часть времени мы тратили на гулянки. Особенно когда в моем окружении появился москвич Вова Сапрыкин – компанейский парень с большой любовью к алкоголю и вечеринкам. Естественно, я в свои 16 лет попал под его влияние и начал периодически уходить в загулы – я «заблудился». Соревнования были редко, раза два в год – нам надо было отобраться на юниорское первенство России, а это можно было сделать по тем правилам за одни соревнования. Я быстро смекнул, что это можно легко организовать, если ездить туда, где не очень много пар, ведь достаточно было попасть в тройку лучших. Так что тренировались мы не часто, кое-как катались и шли к Вове на квартиру, в отличие от нас у него водились деньги и было где жить. Компании каждый раз менялись, и только мы были константой. Они пили водку, курили. Я – максимум пиво, так как брат мне один раз сказал, что водку можно пить только после 18. Именно так я и сделал: напился на 18-летие, закусив яблоками, и больше таких подвигов не повторял.

Спасла меня Саша – ей не нравился мой образ жизни, и она говорила об этом постоянно. Дело было даже не в тренировках, ей не нравилось, что я тусуюсь на каких-то непонятных кухнях с непонятными людьми. Людмила Станиславовна не имела на меня никакого влияния. Она не была маститым тренером, как бы ей не было обидно сейчас это читать. По большому счету, будучи известной фигуристкой, как тренер она не состоялась. Только двое из ее учеников: я и Саша Смирнов, которого она привезла из Твери, – чего-то добились, и то – в будущем у других тренеров. Саня – трижды чемпион России, дважды выигрывал чемпионат Европы и на чемпионате мира два раза был третьим. И все же я хочу сказать ей спасибо: если бы она не нашла нас и не привезла в Питер, то мы бы, скорее всего, ничего не добились.

Чуть позже к нам присоединился парень из Кирова Данил Ведерников, кто-то еще появлялся, но долго не задерживался. Мы стали жить уже не с солдатами, а отдельно – кто-то из ребят, с кем я дружил, демобилизовался, а с другими начались проблемы. Плюс Вову призвали в армию, и благодаря папе он попал в эту роту, что соседствовала с нами, там все так же безбожно пил, периодически по ночам устраивая дебоши. Он постоянно докапывался, мог выбить дверь и вломиться в комнату. В итоге он побил кого-то из солдат, и у него начались проблемы.

Наша жизнь с парнями была в таком же аквариуме, в каком я жил с солдатами. В соседней комнате, которую нам выделили, не было ничего. Мы продолжали промышлять сдаванием бутылок и продажей пакетов. Сами собрали себе кровати, сколотили из чего было. Из окон зимой нещадно дуло, а летом там было жарко, как в парнике. Мы выставляли стекла, чтобы было хоть чуть-чуть попрохладнее, прибивали марли, чтобы ничто не залетало, а зимой, наоборот, всячески утепляли фрамуги.

Мы жили как бомжи. В ход шло все, что попадалось под руку – находили матрасы и закидывали их между рамами, ставили трамвайные печки. Тащили все, что плохо лежало. Видели стул – тырили стул, пока грузчики смотрели в другую сторону.

ЛЬДА БЫЛО МАЛО, И ТРЕНИРОВАТЬСЯ ПРИХОДИЛОСЬ В ТЕ РЕДКИЕ ЧАСЫ, КОГДА ТАМ НЕ БЫЛО ХОККЕЯ ИЛИ КОГДА ОТТУДА УХОДИЛИ ДЕТИ, ЧЬИ РОДИТЕЛИ ОСТАВАЛИСЬ НА КАТКЕ ПЕРИОДИЧЕСКИ НА НОЧЬ, ЛИШЬ БЫ ИХ ДЕТИ ПОЗАНИМАЛИСЬ

Летом недалеко от общаги стояла клетка с арбузами, и там всегда был жутко пьяный сторож или продавец. Однажды с голодухи мы решили порезать клетку и своровать арбузы. Так и сделали: подошли глубокой ночью, разрезали кусачками сетку и стащили каждый, сколько мог. Нас было четверо, и, конечно, с нашим везением нас остановил патруль ППС. И вот вместо того, чтобы сказать, что мы идем на вечеринку или еще что-то, один из парней паникует, бросает арбузы и дает деру. Конечно, нас тут же вяжут. У меня в рюкзаке арбуз и инструменты для перекусывания проволоки. Признались, что сперли арбузы. Думали, арестуют, но милиционеры поржали, отобрали добычу, положили их себе в багажник и уехали, а мы остались ни с чем…

Мало того, что у нас ничего не было, так и жили мы без регистрации – никто же не пропишет на стадионе между стекол. Весной и летом, когда был призыв в армию и молодых людей шерстили особенно сильно, мы бегали от милиции или делали липовые студенческие.

Впрочем, меня, надо признаться, все устраивало: никто не смотрит, маме я безбожно врал, что учусь в школе и тренируюсь.