Две стороны одной медали

Несмотря на то, что мы с Таней уже были вместе, мы продолжали жить в разных номерах, не мешая друг другу настраиваться и встречаясь только на тренировках. К Тане в номер я приходил, только если надо было сделать макияж перед выходом на лед. После этого в автобусе мы уже вместе ехали на арену и там разминались. Мы даже не разговаривали особо перед стартами, ведь у каждого из нас был свой ритуал подготовки к выходу на лед. Мы всегда находили закутки для себя: Стас оставался секундантом Татьяны, а Нина Михайловна – моим. Помню, все спрашивали, почему Мозер всегда с пончо, зачем оно. Спортсмены – люди суеверные, и это пончо было для нас счастливым, причем заметил это мой отец. Мы как-то один раз плохо откатали, и папа сказал Нине Михайловне: «Почему вы не брали пончо?» И это стало бзиком – пончо всегда должно быть. Помню, у Исинбаевой был знаменитый плед, в котором она сидела и ждала своей очереди, у меня таким одеялом было пончо Нины Михайловны. Я всегда накрывался им с головой или просто на себя накидывал, чтобы сохранить тепло. Я мог даже иногда уснуть в нем в промежутке между разминкой и выступлением – уходил в астрал. Иногда мне нужно было говорить, Мозер слушала. Мог начать рассказывать истории. Это то, что я не мог делать с Васильевым. Он говорил, что надо молчать, разговоры – просто трата сил, но я думаю, что перед смертью не надышишься, какой уже смысл экономить силы. Мне помогало общение. Иногда бывает, я приходил на обед к ребятам, подсаживался и разговаривал, это отвлекало от предстоящего сражения. Иногда, наоборот, гулял один. Я старался спать после тренировки, если было возможно, шел в душ или в ванну, мог в сауну сходить, чтобы расслабить зажатые мышцы. Даже на чемпионате мира перед произвольной, когда у нас был выходной, мы вечер провели в сауне с Таней – и выиграли.

Ритуалы неукоснительно соблюдались. В день соревнований я вставал за час до выхода на автобус, шел в душ, потом я гулял один, чтобы привести мысли в порядок. Все равно ты проигрываешь в голове программу, пытаешься вспомнить, что тебе говорили тренеры, какие элементы во время предстарта были не очень, какие ошибки. От этого надо избавляться, чтобы не перегореть. И обычная прогулка, даже по парковке, позволяет отвлечься. Сидя в номере, ты раз за разом будешь возвращаться к мыслям о предстоящем катании.

У нас было много традиций. Еще одна – на нее тоже указал папа, мы не обращали внимания на такие вещи: после того, как нас вызывали на лед, я всегда протирал лезвие руками, счищал то, что может прилипнуть, пока ты находишься за льдом, а Таня всегда поправляла прическу.

Я не просто так об этом говорю, у каждого из спортсменов есть свои ритуалы, и именно в олимпийский сезон стало понятно, насколько пристально за нами следят…

Между тем началось лето. Чтобы не устать, мы решили отказаться от многочисленных шоу, концентрируясь на главном соревновании сезона.

В любимую нами Японию мы все-таки выехали. В тот год туда приехал Art on Ice. Мы выступали под известного в Японии исполнителя и снова встретились с Кэтрин Дженкинс, нам было очень приятно с ней пересечься, да еще и в обожаемой Японии, но все мысли были об олимпийском сезоне, о программе. Я хотел только одного – поставить номер на рок-оперу «Иисус Христос – суперзвезда».

Приехали к Морозову в Америку, я первым делом заявил Мозер: «Вы мне обещали на эту тему поговорить! Это моя мечта, я хотел сделать именно то, что мне так нравится». Нина Михайловна не согласна: «Олимпиада в России, надо ставить что-то свое, родное, понятное публике, а не американскую рок-оперу». Я смотрю на Колю, и тот меня вдруг поддержал. Он начал объяснять Нине Михайловне, что это может быть выигрышной программой – все приедут с русской классикой, и то, что мы привлечем к себе внимание – это хорошо. Оказалось, что Николай уже как-то хотел ставить этот номер одной израильской танцевальной паре Галит Чайт – Сергей Сахновски, но у них что-то случилось, и они закончили свою карьеру. У Коли была идея, как поставить, и музыка – дисков 15 разных исполнений, разных оркестров.

Одно я знал точно – мы не будем идти по стопам Авербуха с Лобачевой, у которых в свое время была очень странно скомпанована музыка. В моей голове я уже точно знал, как надо: Иисус и Магдалена, все очень понятно по музыке, без лишнего нагромождения.

Я начал пересматривать все постановки: в театре Моссовета, бродвейские, фильм. Я списал с Теда Нили свою позу вначале, когда Таня за мной прячется. Мы продумали все. Но что делать с костюмами? Я же не могу выйти просто в белой длинной рубахе с разрезами, мне надо кататься, прыгать. Предложил отдать дань времени, когда вышел этот мюзикл и сделать хиповые костюмы, вернуть людям эти ощущения свободы, протеста против войны, любви, прощения.