Две стороны стекла

Я тогда до боли в сердце понял, как и она сильно любит меня, как она боится за меня. А я не берёг себя: спускался на перилах школьной лестницы, скакал через две-три ступени, катался на замороженных лужах, перебегал дорогу не на перекрёстках… Я и не думал, что со мной может что-то плохое случиться. А ведь она боялась за меня всегда, может, и не старалась этого показывать, но я это знал. Я всегда это знал.

А в этом мире меня могли пристрелить из арбалета, убить камнем из пращи, я мог утонуть в Ронде, а до этого во рву замка, или же в любой другой момент. Тот же Вираг порывался убить меня одним из своих кинжалов. И я бы не вернулся. Я навсегда остался бы тут, в мире моего отца.

Я снова подёргал правой рукой, не желая верить, что я, на самом деле, привязан. Какого чёрта? Но верёвка врезалась в запястье. Точно, привязали. Если попробовать развязать её? У меня же есть левая рука!

Я попытался повернуться на бок, чтобы добраться до узла, и неожиданный приступ тошноты накатил с такой силой, что я снова вернулся на подушку. Ничего себе! С тем сотрясением, что я пережил в третьем классе, это не шло ни в какое сравнение.

Ого! Я раз за разом сглатывал горькую слюну, чтобы не вырвало меня на мою же кровать. Голова раскалывалась. Да что же это?

Я закрыл глаза и тихо лежал. Вот я, похоже, и отбегался на ближайшие месяц-два. Проклятье! Такой был шанс, так всё сложилось более-менее удачно, мы даже до этой проклятой лодки добрались и даже умудрились столкнуть её в воду, нет же, надо было подставить свою башку под камень.

Я злился на самого себя, на то, что всё так сложилось, злился на отца, что разрешил своим людям стрелять в меня — своего сына, злился вообще на всё, что происходило в моей жизни. Блин! Какого чёрта всё идёт именно так?

Придётся теперь всё начинать сначала. Опять ломать голову. Свою несчастную бедовую голову. Искать новый способ смыться из этого замка. Как? Что теперь придумать? Да и в таком состоянии что я теперь могу? Просто тупо лежать и пялиться в потолок — вот и всё! Я даже освободить сам себя не могу.

Я вздохнул. Да, шанс был, но я им не воспользовался.

А потом ко мне заглянула горничная, подбросила дров в камин, заметила, что я смотрю на неё, и заторопилась уйти. А после почти сразу же ко мне явился отец, наверное, ему сообщили, что я пришёл в себя.

Не знаю, что он хотел от меня, но я как-то внутренне приготовился к неприятностям и даже попытался выше подняться на подушке, чтобы смотреть в лицо графу, ну, хотя бы не с уровня коленей. Это не очень мне удалось: я был привязан, а двигаться не позволяли тошнота и головная боль.

Граф Бернат по обыкновению долго молчал, рассматривая меня с высоты своего роста, и я тоже молчал, хотя, видит Бог, как же мне не хотелось чувствовать себя котом, что сходил мимо своей коробки. И я заговорил первым:

— Зачем меня привязали? Вы думаете, что я снова сбегу в своём состоянии? Ага… — Я усмехнулся. — Куда там…

— Я приказал сделать так, как счёл нужным.

— Да? И стреляли в меня и камни кидали тоже по вашему приказу?

Граф молчал, не отвечая мне, я смотрел на него и видел его всего: чёрный дублет с вышитым белоснежным единорогом, высокие сапоги до колен, выражение решимости на лице. Я хотел ещё спросить его, но тут он сам заговорил:

— Я не давал приказа стрелять в тебя, это стража из башни проявила своеволие, они видели, как вы уходите, и хотели остановить вас любой ценой. Сержант приказал: без оружия, но несколько солдат успели пострелять по вам… Они уже наказаны.

— Надеюсь, их не казнили? — Мне не понравились последние слова моего отца. Что, в этом мире инициатива тоже наказуема?

— А тебе не всё равно? Ты мог погибнуть, потому что кому-то захотелось выслужиться. Они нарушили приказ своего офицера…

— Это люди, отец! — я перебил его, повысив голос, и почувствовал, как от этого в голове моей застучало с большей болью. — Так нельзя…

Отец на мои слова только усмехнулся громко, он никогда не поймёт меня с моим европейским гуманизмом и толерантностью, хотя и был в моём мире много раз. Может, Патрик и прав был, когда говорил о том, что за побег его могут казнить? А что ждёт меня?

— Это мои люди и служат они мне, и служить они должны так, чтобы не делать мне плохо. Понятно? И ты тоже — мой сын, ты должен жить моими интересами, заботиться о своей семье, о Лоранде. А ты? — Граф скривился недовольно, в тоне его голоса я слышал нескрываемое разочарование. — Ты устроил побег заложнику и сбежал сам.

Я промолчал на это. Да уж, жить интересами семьи и Лоранда? Наверное, такими словами он и Агнес убеждал дать согласие на свадьбу? Ведь этот её жених и его отец приведут войска на предстоящую войну.

— Что с Патриком? — спросил я. — Вы догнали его?

— Догоним… — Отец кивнул. — Его найдут, обязательно найдут, вот увидишь. Я отправил отряд в Тодд, там переправа. Мимо на своей лодке он не пройдёт, Ронда мельчает, и его возьмут там. Через два дня, ну, может быть, три — он будет тут.

— И? — Я ждал ответа, боясь за участь Патрика.