Две строки до востребования

Всякую работу Гринька делал решительно и быстро. И все же, когда он закончил красить дверь, то стрелки на будильнике показывали половину десятого. Даже работой своей как следует не налюбовался. Надо было еще руки, вымазанные в краске, отмывать. Хорошо, что у матери ацетон оказался. Иначе так бы и ходил с коричневыми руками. Да и то вокруг ногтей подковки еще видны.

На листке Гринька толстыми буквами вывел: «Осторожно — окрашено!» Листок прилепил клеем на стене, возле блестевшей свежей краской двери. Отступил назад, посмотрел и остался доволен. Теперь — полный порядок! Вышел человек из лифта и ясно ему: дверь окрашена. Конечно, и так каждому понятно, что к двери лучше не прикасаться — запах от краски до первого этажа дошел. Ничего, не помешает листок. Теперь ребята и стучаться не будут. Не умрут, дождутся!

Управившись с делами, Гринька почистил ботинки (все-таки в аэропорт едет) и сказал матери, чтобы красить начинала с передней и никаких ребят чтобы не пускала…

Гриньке повезло: увидев подъезжавший к остановке автобус, он припустился изо всех сил и успел вскочить на подножку. А то бы совсем опоздал.

Вавилон поджидал его, сидя у окна. Сам и дверь открыл.

— Договаривались на десять. А сейчас… — он показал на свои толстые с серебряным браслетом часы. — Хромает дисциплинка. А еще в поход собрался.

— Дверь красил, — оправдываясь, сказал Гринька.

— Ну ты даешь! — усмехнулся Вавилон. — Каникулы наступили, отдыхать должен, а он — работать! Мать заставила?

— Нет, сам.

— Положительный герой современности. Что-то не узнаю тебя, мой верный друг Григорий… Ну, ладно, не обижайся, это я любя. Ближе к делу. — Вавилон ввел сконфуженного «нарушителя дисциплины» в свою комнату и тщательно притворил дверь. — Садись, Гриня.

Сам хозяин комнаты постоял, словно прислушиваясь, и опять взглянул на часы.

— До посадки час сорок. Да… В общем, поговорить с тобой хочу, дружище. Разговор серьезный, и только между нами.

Гринька замер на стуле, не сводил настороженных зеленоватых, как у матери, глаз с Вавилона.

— Я тебе говорил, что попал в трудное положение. Помнишь?

— Да, — выдохнул Гринька.

— Совсем плохие у меня дела, Гриня, — сокрушенно сказал Вавилон. — Хоть петлю на шею. Вот какие дела невеселые… И вся сейчас надежда на тебя. Ты меня должен выручить.

— Я? — Гринька даже не изумился. Он просто не поверил тому, что сказал Вавилон. Может, шутит? Конечно, шутит…

— Именно ты должен меня выручить, — словно подслушав его сомнения, подтвердил Вавилон.

— Так разве хватит?.. — Гринька подумал о деньгах, оставленных ему квартирантом. — Ты же много должен. А он… пятнадцать рублей оставил.

— О другом говорю.

— О другом?

— Через неделю ты идешь в поход. Идешь?

— Да, седьмого числа.

— Чудесно. Шагайте себе, ловите рыбку, купайтесь, ведите дневник. А когда придете на Белое озеро, то здесь ты должен мне будешь помочь.

— Как помочь? — Гринька решительно ничего не понимал.

Вавилон достал с книжной полки конверт. Вынул из него маленький целлофановый пакетик.

— Здесь снотворные таблетки. Когда будете ужинать, незаметно кинь их в котелок с чаем. Вот и вся твоя помощь. — Вавилон, как после трудной работы, вытер лоб и расслабленно улыбнулся. — Видишь: ничего сложного. Сделаешь?

Гринька вдруг вспотел. Лицо и шею залил румянец.

— А зачем? — выговорил он.

— Чтобы меня выручить. Когда все крепко заснут, я пойду в палатку и возьму японский маг. Для меня, Гриня, сейчас это единственное спасение. Дело, можно сказать, жизни. Понимаешь?.. А для него, вашего командира, эта японская штучка — пустяк, мелочь. Они там у себя на металлургическом знаешь какие деньги гребут. Ой-ей! Сам же рассказывал, как черешню у них лопали. А сходи на базар, приценись. По трешке дерут за килограмм! Так что жалеть его не надо. А вот мне, Гриня, плохо. Помогай своему другу… Ну скажи: хочешь мне помочь?

Вавилон наклонился и положил руки ему на плечи. И в лицо ему смотрел пристально и выжидающе. А Гринька ни глаз не мог поднять, ни слова вымолвить. Оцепенел.

— Как же это понимать? — Вавилон снял руки с его плеч. — Не хочешь помочь? Странно. Я, Гриня, друг тебе, последнюю рубашку отдам. Но у нас все хорошо, пока хорошо. А если плохо… — Вавилон вытянул пальцы правой, здоровой, руки и медленно сжал их в кулак. — Вот где ты у меня… Кто у тебя три дня и три ночи жил? Не знаешь? Опаснейший преступник, рецидивист, его второй год разыскивают по всей стране. (О Гринькином квартиранте Вавилон знал ничуть не больше, чем сам Гринька). И если станет известно, кто сейчас укрывал его, несдобровать тому. Как минимум, детская исправительная колония… Но не пугайся, Гриня, пока я друг тебе, никто и никогда не узнает. Вот так-то, мой дорогой! Друзьями бросаться не надо. Друзей берегут и помогают им.

Во время этой длинной речи Гринька сидел, не шевелясь. Наконец поднял глаза на Вавилона, который продолжал стоять над ним, высокий, прямой и суровый.

— А не опасные они… эти таблетки?