Две тысячи лет истории Англии

Для размещения экспонатов, доставленных из самых разных уголков земного шара, в лондонском Гайд-парке был построен гигантский павильон, метко прозванный журналистами Хрустальным дворцом и предопределивший многие черты архитектуры стиля модерн. На его постройку потребовалось более 30 тыс. листов стекла и 5 тыс. чугунных балок; длина огромного выставочного павильона составляла 300 м. К сожалению, Хрустальный дворец не сохранился до наших дней. В 1854 г. он был разобран и перенесен в Сайденхэм, а в 1936 г. погиб во время пожара.

Чарлз Дарвин

У идеи проведения столь масштабной выставки было огромное число противников. Высказывались мнения, что иностранные гости выставки занесут в страну «бациллу» революций, только что вихрем пронесшихся по Европе, опасались массовых беспорядков, а кликуши предрекали эпидемию чумы и другие небесные кары. Королеву предупреждали, что в случае посещения выставки ее жизнь может оказаться под угрозой: за предыдущие годы на нее было совершено два покушения, а многолюдная выставка могла стать удобным местом для третьей попытки. Виктория не прислушалась к благоразумным советам и в день открытия Великой выставки, 1 мая 1851 г., прибыла на торжественную церемонию вместе с мужем и двумя старшими детьми. Чувства королевы не поддавались описанию: она была особенно счастлива потому, что это событие стало триумфом принца Альберта. Именно он, инициатор проведения выставки, обратился к собравшимся с приветственной речью, закончившейся благодарственной молитвой. Затем хор из шестисот певчих исполнил «Аллилуйя» из оратории Генделя «Мессия», после чего присутствовавшие перешли к осмотру экспонатов.

Хрустальный дворец

Выставка поражала обилием представленных на ней замечательных вещей – стенды экспозиции протянулись на целых одиннадцать миль. Глаз радовали сокровища Востока – индийский трон из слоновой кости, лаковые миниатюры, сказочные шелка и вышивки, драгоценные камни, в том числе и знаменитый алмаз «Кох-и-Нур», изысканные кашемировые шали. Сама Великобритания была представлена не только техническими чудесами, но и произведениями искусства – английским столовым серебром, золотой посудой, бесценным расписным фарфором, а также кружевами. В центре Хрустального дворца бил хрустальный фонтан, выбрасывавший в воздух серебряные водные струи, а слух гостей выставки услаждало пение механических пичужек, сделанных с таким искусством, что и вблизи их вполне можно было принять за живых. Было здесь и множество восковых цветов, вошедших в моду и постепенно вытеснявших живые растения из жилых интерьеров. Некоторые экзотические экспонаты знакомили посетителей выставки с далекими культурами: из Канады, например, было привезено настоящее индейское каноэ из березовой коры. Из Соединенных Штатов прислали статую, которую можно было вращать вокруг вертикальной оси, крутя вмонтированную в пьедестал рукоятку. Были в экспозиции и такие хитроумные новинки, как кровать-будильник или же изготовленный мастером Роджерсом огромный складной «норфолкский» нож с семью десятками лезвий. Хотя среди экспонатов было много вещей иностранного производства, как минимум половину экспозиции занимали изделия из Британии и ее колоний.

Вечером в день открытия выставки королева Виктория написала восторженное и пространное письмо Леопольду Кобургскому. Описывая выставку и Хрустальный дворец, она сделала особый акцент на заслугах принца Альберта, явившегося ее главным организатором: «Зрелище… было таким завораживающим, грандиозным, величественным и трогательным. Всеобщее ликование, кругом только радостные лица, грандиозное здание… Благослови Господь Альберта и мою дорогую страну, которая сегодня предстала в таком величии». А вот как отозвался о Великой выставке Ф. М. Достоевский: «Да, выставка поразительна. Вы чувствуете страшную силу, которая соединила тут всех этих бесчисленных людей, пришедших со всего мира в едино стадо; вы сознаете исполинскую мысль, вы чувствуете, что тут что-то уже достигнуто, что тут победа, торжество. Вы даже как будто начинаете бояться чего-то. Как бы вы ни были независимы, но вам отчего-то становится страшно. Уж не это ли, в самом деле, достигнутый идеал? – думаете вы; – не конец ли тут? не это ли уж, и в самом деле, «едино стадо». Не придется ли принять это, и в самом деле, за полную правду и занеметь окончательно? Все это так торжественно, победно и гордо, что вам начинает дух теснить. Вы смотрите на эти сотни тысяч, на эти миллионы людей, покорно текущих сюда со всего земного шара, – людей, пришедших с одной мыслью, тихо, упорно и молча толпящихся в этом колоссальном дворце, и вы чувствуете, что тут что-то окончательное совершилось, совершилось и закончилось. Это какая-то библейская картина, что-то о Вавилоне, какое-то пророчество из Апокалипсиса, в очию совершающееся».