В XIX в. в России внимательно следили за жизнью Англии, во многом стараясь копировать английские манеры. Вслед за поэтом Байроном русские модники стали носить сорочки с широкими отложными воротничками, пришедшие на смену наглухо застегнутым рубашкам со стоячими воротничками. «Романтической» рубашке соответствовал и свободно повязанный галстук. Евгений Онегин был «как денди лондонский одет», а Павел Петрович Кирсанов (роман И. С. Тургенева «Отцы и дети») уже казался законченным англоманом. Особую любовь к Англии среди русских воспитывала и могучая английская литература XIX в.: почти сразу же после издания знаменитых произведений английских авторов у них на родине наши соотечественники получали возможность познакомиться с этими работами в переводах – не всегда совершенных, но в целом позволявших составить адекватное представление о достоинствах оригинала. Вслед за викторианской Англией Россия была охвачена модой на рождественские, или святочные, рассказы, – массовое увлечение ими началось с «Рождественской песни в прозе» (1843) Ч. Диккенса, и уже в 1850-е годы мало кто из уважающих себя издателей русских журналов решался выпустить декабрьский номер без подобного рассказа.
Англичане в России воспринимались как передовая, прогрессивная нация. Неизменным успехом пользовались британские товары. В богатых домах всегда можно было увидеть роскошные сервизы из английского фарфора, английское столовое серебро; великолепные английские часы также нередко дополняли убранство русских интерьеров. Многие пытались копировать присущую британцам сдержанность. Ставшее ныне традиционным демократическое рукопожатие также пришло в Россию, по-видимому, из Англии. В начале XX в. в Англии была создана организация юных скаутов – и вскоре аналогичное детское общество возникло в пригородном Павловске, послужив моделью для всей России. По образцу скаутских дружин возникла в советское время и всесоюзная пионерская организация.
В целом в русском сознании XIX в. Британия – великая, достойная восхищения страна, где, как писал в «Левше» Н. С. Лесков, «другие правила жизни, науки и продовольствия». Однако далеко не все англичане были высокого мнения о наших соотечественниках, и, пожалуй, лишь «аглицкий полшкипер» Лескова мог сказать о русском Левше, что «у него хоть и шуба овечкина, зато душа человечкина». В середине XIX в. в Британии господствовало весьма оскорбительное для России представление о нашей стране, а собирательным образом русского народа был мужик-лапотник – темное, дикое существо, неразвитый, необразованный человек, который в принципе не способен к восприятию достижений цивилизации.
Уже в 1840-е годы в отношении английских политиков к России проступили настороженность и недоброжелательность. Российская империя воспринималась ими в этот период как крайне агрессивное государство, стремящееся поглотить своих непосредственных соседей в Европе, а также утвердиться в Азии, на Ближнем Востоке и в Северной Америке, угрожая геополитическим интересам самой Британской империи. России также приписывали стремление захватить Черноморские проливы[90]
и даже Индию – так формировался образ грозного, коварного врага. Недалекое прошлое, когда Англия и Россия выступали союзницами против общего врага, Наполеона I, было забыто.Первая вспышка русофобии в Англии относится к началу 1830-х годов, и вызвана она была выходом России к Черноморским проливам (1833). Николай I, зная о реакции Лондона, пошел на значительные уступки, пообещав не ратифицировать заключенный в 1833 г. русско-турецкий Ункяр-Искелесийский договор, русское правительство предоставило Британии большие льготы в ведении торговых операций на территории империи. Наконец, 1 июня 1844 г. царь лично прибыл в Великобританию. Визит не был надлежащим образом подготовлен, словно Николай I хотел застать англичан врасплох. Подобная неожиданность обеспечивала царю большую безопасность, поскольку после 1830 г.[91]
в Англии нашли приют множество поляков, питавших лютую ненависть к российской короне и способных совершить покушение на жизнь самодержца.Николай I прибыл в Англию инкогнито, под именем графа Орлова, и остановился в здании русского посольства. Для него были приготовлены роскошные покои, но царь, ведший спартанский образ жизни, приказал устроить ему постель на кожаном тюфяке с соломой, который он повсюду возил за собой. Даже тогда, когда королева Виктория и принц Альберт уговорили «инкогнито» из Петербурга перебраться в Виндзорский замок, Николай не изменил тюфячку.
Мало для кого было секретом, что русский царь прибыл в британскую столицу. Его видели, когда он посетил зоологический сад; бурно обсуждался и заказ, сделанный Николаем ювелирам с лондонской Бонд-стрит: царь намеревался получить драгоценностей сразу на 5 тыс. фунтов стерлингов! Подлинный фурор произвел и костюм «графа Орлова», точнее, его белоснежные кавалергардские лосины. Царь держался открыто, дружелюбно, но в день, когда он посетил традиционные скачки в Аскоте, в Холборне состоялась оскорбительная антирусская демонстрация.