Две зари

Через несколько дней в присутствии киевской знати Вуефасту передали две одинаковые грамоты: ему предстояло на месте выяснить у логофета дрома[25], которая приличнее в глазах царского двора, и ее вручать. Вместе с отцом пришел и Унерад с молодой женой. Вид у обоих был довольный, Обещана сияла румянцем и блеском глаз, и глядя на них, никто не догадался бы, какие неприятные события привели к этому браку. Бояре и гриди бросали завистливые взгляды на молодую и с трудом верили, что это та самая женщина, которая когда-то сидела у порога, поникшая и погасшая в своем вдовьем платке, а потом в простой дерге разносила блюда и разливала пиво, не поднимая взора и уклоняясь от грубых рук, тянущихся под прикрытием стола к ее бедрам. Теперь же, когда она носила красивое платье и белый убрус, в глаза бросалась ее молодость, красота, здоровье; тонкие ее брови-стрелы, острый вздернутый нос, придававший ей такой живой и уверенный вид, могли бы пронзить еще не одно сердце.

Унерад с супругой ладно смотрелись вместе, и даже в лицах, чертами непохожих, появилось нечто общее; они как будто все время отражались друг у друга в глазах. Даже Эльга дивилась про себя, как угадала с этим сватовством. И вздыхала тайком: ее сыну с его второй женой о таком согласии можно было только мечтать. Унерад пришел посмотреть на проводы отца к грекам, а сам отправлялся в другую сторону – на запад. Его с дружиной ждал Горинец, и они собирались выехать сразу после ухода царьградского обоза. Вуефаст закупил для сына скотину, подобрал челядь, чтобы новый посадник в Горинце мог сразу устроиться с полным хозяйством.

Малуша стояла самой последней в череде боярских жен – Эльгиных родственниц и свойственниц. Как и прочие, она была одета в варяжское платье – серовато-зеленое с узкой, в палец шириной, отделкой желтым шелком, с желтой снизкой на шее. Шелк ей недавно подарила княгиня – после случая с Унерадовым подарком Эльга стала милостивее к Малуше, обращала на нее больше внимания, словно давая понять, что высоко оценила ее помощь. А может быть, этот случай дал княгине повод заметить, что Малуша, почти всю жизнь росшая у нее на глазах, уже не дитя, а взрослая девушка, созревшая и умом, и телом. Высокая для своих пятнадцати лет, статная, с длинной, внушительной светло-русой косой, она привлекала взгляды даже на своем скромном месте. Тонкий девичий стан ее выглядел гибким, но крепким, и весь облик, с высоколобым, немного замкнутым лицом дышал скромностью, осознающей свое достоинство. Три железных ключа на тонком тканом пояске указывали на ее подневольное положение, но и происхождение ее от пяти владетельных родов сказывалось так же ясно.

Войдя в палату следом за княгиней, Малуша сразу заметила среди бояр, поднявшихся с появлением княгини со скамей, рослую фигуру Торлейва. И он тут же слегка подмигнул ей, как будто нарочно ее ждал, как будто они оба ждали этой встречи. Неужели он запомнил ничтожный случай в тот день, когда сочиняли грамоту? У нее было чувство, что между ними протянулась некая нить и по этой нити взоры их и мысли легко устремляются друг к другу. Малуша отвела глаза, подавляя улыбку, и встала позади прочих спутниц княгини. К этому времени она научилась находить пищу для своей гордости в том смирении, с которым она, будучи по роду знатнее всех женщин и мужчин в этой палате – не исключая и самой Эльги, – занимает скромное место служанки.

«Бог гордым противится, смиренным же дает благодать», – это она хорошо запомнила из проповеди отца Ригора. Гордый унизится, смиренный возвысится, – не раз говорил священник у Святого Ильи на Ручье, и Малуша, хоть и прожила на свете всего пятнадцать лет, уже убедилась на опыте, что это правда. Пока она оставалась на низком месте, но чем дальше, тем сильнее верила – впереди ее ждет возвышение. Бог увидит ее смирение и наградит.

Явился в гридницу и Одульв, хотя он в Царьград не ехал. Он с вышгородской сотней и с Торлейвом отправлялся вместе с обозом, но только до порогов. После новостей, привезенных в конце зимы из Оттоновых земель, Эльга была уверена, что этим летом Роман пришлет к ней уведомить о смерти своего отца и о том, что отныне он единственный василевс Романии. Хеландии, морские суда, были слишком велики, чтобы пройти порожистый участок Днепра, поэтому для встречи их княгиня выслала десяток речных лодий, а также своего боярина с дружиной – для почета и охраны послов.

Второй такой же обоз, как Вуефаста, с людьми и товарами из расположенных севернее земель – Верхнего Днепра и Волхова, – ожидался в Киеве только через месяц, чтобы пуститься вдогонку за первым и сменить его в предместье Святого Мамы близ Царьграда, в пристанище купцов. Прибытия этого обоза князь Святослав ждал с особым нетерпением.