Две жены для Святослава

Навь! Она видела Навь еще раз. Когда стояла на невысокой, едва притоптанной поверхности Ингваровой могилы с рогом в руках, смотрела в черное небо и чувствовала, как горячая кровь убитых впитывается в землю. Тогда Морена улыбалась ей из глубин, довольная жертвой. Но ей пришлось пойти еще дальше. И она не испугалась, потому что знала: отступать некуда, надеяться не на кого. Она дошла до пределов силы, доступной человеку. И остановилась. Дальше пути нет.

Но время идет. Земная жизнь не вечна. Рано или поздно и эта, зримая тропа под ногами закончится. И что дальше? Вырей, Закрадье, тот мир, о котором много говорят, но который каждый представляет по-своему, закрыт для нее. Двадцать лет назад она не просто сбежала, как выходят замуж «убегом» многие девки. Она отсекла себя от самого корня рода и племени. И если она, жена и мать великих и светлых князей русских, не хочет после смерти бесконечно слоняться навкой между небом и землей, не способная ни войти в мир мертвых, ни вернуться новым младенцем в мир живых, ей нужен иной выход из земной жизни в вечность.

И такой выход имелся. Опробованный уже не одним поколением людей, говоривших на славянском языке.

Но не так все просто. Однажды она в юной решимости совершила предательство, однако извлекла урок из ошибки. Второй раз она не устрашилась и выполнила свой долг – когда отомстила за смерть мужа и сохранила его наследие для сына. Здесь ей не в чем себя упрекнуть. Однако дело не доведено до конца полностью, и пока она не даст земле Русской новую служительницу, ей нельзя помышлять о личном спасении. Как ни жутко Эльге было думать о том, что умереть можно в любой день, куда раньше, чем предполагаешь, она годами таила этот страх и делала то, что должна. Дожидаясь эту вот девочку – тонкую, невысокую, смуглую, с черной косой и узковатыми глазами: наследством болгарской крови бабки. Намереваясь передать ей свои права и обязанности, священные чаши и «божьи сорочки», как отец-князь передает сыну свой меч. И тогда уж пуститься в тот путь, на котором у души один спутник и свидетель – Бог.

И кто бы знал! Эта хрупкая девочка и не подозревает, что сама стоит на пути у Эльги, как та сегодня встала на ее пути в церковь. Куда Горяна явилась с уже приготовленной крестильной сорочкой.

* * *

Вошел Ригор; поклонился Эльге, кивнул Горяне и смирно встал у дверей, ожидая приглашения. Эльга кивнула ему и указала на скамью – не ту, где сидела Горяна, подальше.

– Здравствуй, княгиня.

– Здравствуй. За овечкой своей пришел?

– Ждал, да не дождался. – Ригор улыбнулся, будто речь шла о гулянии над речкой.

– Я знала, что она ходит к тебе. А ты – к Острогляду.

– Да я и не скрывал…

– Ты ведь знал – нет ей моего позволения на то, что вы задумали?

– Если бы люди Христовы от начальников земных ждали позволения…

– А как же говорил – всякая власть от Бога? Тебе для чего позволили в Киеве жить?

Эльга хотела бы грозно нахмуриться, но не чувствовала гнева. Скорее досаду, что у нее под носом подвластные ей люди пытаются вести свою борозду и тем расстраивают ее замыслы, неведомые им.

Вот бы нащупать способ как-нибудь привлечь Ригора на свою сторону!

– Благословлен я был проповедовать Евангелие Царства Божьего, говорить слово Христовой истины, приносить Ему Дары и духовные жертвы, обновлять народ через купель обновления. То и творю по мере сил моих слабых.

– Но ты знаешь, для чего сия дева в Киев доставлена, для чего предназначена… для чего рождена! Ты знаешь, что судьба ее другая – княгиней быть в Киеве, а княгиня не может…

Эльга запнулась: показалось вдруг, что она говорит о себе и сболтнула лишнего. Ведь пока в Киеве одна княгиня – она сама.

– Нет никакой судьбы, идольское заблуждение это, – мягко, сочувственно ответил Ригор. – Правит нами одна лишь воля Божья. Кто будет веровать и креститься, спасен будет. Не допустит Господь, чтобы говорилось: «Младенцы просиша хлеба, и нет им разломляющего»[26].

– Ты говоришь, что нет власти, кроме как от Бога, и повиноваться ей – долг всякого, даже христианина!

– Я христианин, ты – власть. Тело и жизнь моя в твоей воле, душа – в руках Божьих. Пока жив, не оставлю дитя без хлеба, – Ригор глянул на Горяну, – а дальше мы в воле Господа.

Эльга помолчала, потом тоже посмотрела на девушку:

– Ступай.

Встав со скамьи, Горяна бросила Ригору взгляд соратника на поле брани. Эльга видела на ее смуглом лице вдохновение борьбы. Ригор мягко улыбался им обеим, не делая никакого различия между пленной девой и огнедышащим чудовищем.

Когда девушка вышла, Эльга встала и прошлась по избе. Ригор тоже вскочил, но она движением руки велела ему снова сесть. Как ему объяснить? Она беспокойно сжала руки.

– Послушай… – Она повернулась к болгарину. В своем длинном кафтане из некрашеной бурой шерсти, в простой валяной шапочке он совсем неуместен в ее жилище, пестрящем всякими дорогими диковинами. – Ты сам не понимаешь, что творишь.

– Творю волю Божью, а понимать – человечьего разумения на то недостанет.

– Я не собираюсь следить за вами каждый день. Сегодня я пошла… только один раз, чтобы вы знали… Я знала, что ты ее…