Две жертвы

Чему ужасаться? Кого сожалть? Что все это значитъ?

Но, можетъ быть, ей только показалось. Во всякомъ случа, она скоро позабыла и эти взгляды, и этотъ шопотъ.

Она приглашала новыхъ знакомыхъ къ себ въ Высокое, извинялась и придумывала предлоги, объясняя, почему до сихъ поръ не сдлала этого.

Ея приглашеніями поспшили воспользоваться. Въ мрачный лсной домъ нсколько разъ назжали гости, нсколько пировъ задалъ графъ Михаилъ. И пиры эти отличались прежнимъ великолпіемъ, но веселья не было. Да и сама молодая хозяйка сильно скучала:

«Зачмъ все это? Къ чему этотъ шумъ, эта толкотня и хлопоты?»

Ей было жаль прежняго уединенія. Она боялась, что эти люди своимъ говоромъ, своимъ присутствіемъ разрушатъ блаженное очарованіе, въ которомъ она такъ долго находилась.

И она была права, — очарованіе начинало разрушаться, туманъ мало-по-малу разсявался.

Какъ это случилось? когда? въ чемъ собственно состояла перемна? Повидимому, все было по-старому. Графъ такъ-же любилъ, такъ-же ласкалъ ее, а между тмъ прежней жизни не стало. Ей не хотлось уже, какъ прежде, цлый день смяться или плакать отъ счастья. На нее нападала не то тоска, не то задумчивость. Она часто думала о томъ, что ее ожидаетъ. Скоро она будетъ матерью. Мысль эта, доставлявшая ей въ первое время такую радость, теперь какъ-будто иногда даже пугала ее. Графъ не разъ заставалъ ее, посл своихъ нсколько участившихся отлучекъ, въ слезахъ, съ опущенной головою.

— Милая, что съ тобой? — спрашивалъ онъ, беря ее за руки и нжно цлуя.

— Ничего, такъ, взгрустнулось! — отвчала она. — Гд ты былъ? Ты такъ часто теперь узжаешь изъ дому, я тебя совсмъ почти не вижу!

Она преувеличивала, она упрекала.

Онъ морщился и опять ссылался на обязанности.

Но, наконецъ, эти упреки стали раздражать его; онъ вдругъ заговорилъ съ ней такимъ тономъ, какого она прежде отъ него никогда не слыхала.

— Неужели ты думаешь, — говорилъ онъ:- что можно всю жизнь прожить, цлуясь и не отходя другъ отъ друга? И потомъ — твои слезы, твои упреки?.. Знай разъ навсегда, — я не люблю ни слезъ, ни упрековъ. Я люблю смхъ, улыбки, я полюбилъ тебя за твою улыбку, она такъ идетъ къ теб. Посмотри!..

Онъ поднесъ къ ней зеркало.

— Да посмотри-же на себя: на что ты стала похожа?

Она видла въ стекл свои заплаканные глаза, свое поблднвшее лицо, которое отъ слезъ, отъ блдности было еще прелестне, передъ которымъ должно было стихнуть всякое раздраженіе. Но онъ продолжалъ:

— Я не люблю такихъ лицъ. Слезы тебя не красятъ, слезливая женщина… да, вдь, хуже этого быть ничего не можетъ! Смотри, берегись, Ганнуся, очнись во-время, не то теб и впрямь придется заплакать!!

«Что это? Онъ уже грозитъ ей!»

Да, въ его голос вдругъ прозвучало что-то, что-то злое, холодное, страшное!

Она съ ужасомъ взглянула на него.

«Онъ-ли это? Онъ-ли ея милый, ея добрый и ласковый!?»

Прежній, совсмъ было забытый страхъ ея къ нему вдругъ снова хватилъ ее за душу. Но это было одно мгновеніе: Онъ, повидимому, понялъ, что зашелъ немного далеко, и успокоилъ ее ласковымъ словомъ и поцлуями. И она улыбнулась ему, засмялась и прогнала свою тоску, свои неясные страхи.

Однако, ненадолго. Прошелъ день-другой — и опять неспокойна Ганнуся.

— Да что-же это съ тобой, наконецъ, сталось? — говорилъ ей мужъ.

— Сама не знаю, милый, сама понять не могу что со мною. Но только иной разъ такъ мн тяжко, мн кажется, что я умру скоро…

— Ну, знаешь ли, наконецъ-то я понялъ! это такъ, причуды, это бываетъ въ твоемъ положеніи… Подожди вотъ немного — и все пройдетъ, и все какъ рукой сниметъ…

Ждать приходилось недолго: у Ганнуси скоро родился здоровый мальчикъ. Новая жизнь началась для нея, новое чувство вспыхнуло въ ней и охватило ее разомъ. Она опять повеселла, она не могла наглядться на своего ребенка.

И графъ былъ очень доволенъ; онъ ужъ не слыхалъ упрековъ. Онъ могъ теперь, не стсняясь, узжать изъ дому и долго не возвращаться: она такъ занята своимъ сыномъ, она почти не отходитъ отъ его колыбели.

Но онъ заблуждался. Новое чувство, какъ ни велико было оно, не отняло мста у стараго чувства въ сердц Ганнуси. Она очень скоро замтила эти непривычныя, долгія отлучки. Боле того, она стала замчать многое, чего прежде совсмъ не замчала. Она начинала наблюдать, прислушиваться. Она сама еще не знала, что наблюдаетъ и къ чему прислушивается; но уже вся была на-сторож, вся въ тревог.

VI

Она вдругъ возненавидла этотъ странный мрачный домъ, еще такъ недавно казавшійся ей заколдованнымъ замкомъ, полнымъ самыхъ прелестныхъ и свтлыхъ видній. И въ то-же время ей захотлось, наконецъ, ознакомиться, какъ слдуетъ, съ этимъ домомъ, обойти вс закоулки.

Во время отсутствія мужа, когда ея новорожденный ребенокъ засыпалъ, а старшія дти весело играли съ няньками, она начинала свои изслдованія. Она бродила по длиннымъ корридорамъ, отворяла вс двери, всюду заглядывала. Но многія двери оказались запертыми на крпкіе замки. Она звала прислугу, спрашивала, что тутъ такое? Ей отвчали, что тутъ кладовыя, или ходы на обширные чердаки или ходы въ погреба.

— Отворите, я хочу взглянуть.