Двенадцать

– Ты Хорос! Умоляю, только прекрати!

– Еще раз! Целиком!

– Хорос Гилдер! Ты Хорос Гилдер, Председатель Хоумленда!

Гилдер отпустил ее и отошел в сторону.

Она лежала, откинувшись спиной на туалетный столик и сотрясаясь от рыданий. Если бы только она могла все вернуть. Вернуть, подумала она, крепко зажмуривая глаза, чтобы не видеть этот ужас, этого Хороса Гилдера. Лайла, вернись. Уйди от себя самой, снова. Она вздрогнула, ощутив тошноту, которая поднялась из самой глубины, такой, что она не имела названия, тошноты не телесной, но душевной, родившейся в метафизической сердцевине ее разбитой на части личности. И упала на колени. Ее тошнило, она хватала ртом воздух, кашляла и снова изрыгала ту самую мерзкую кровь, которую сама же пила сегодня утром.

– Ладно, хорошо, – сказал Гилдер, вытирая руки о костюм. – Просто, чтобы все расставить по местам.

Лайла ничего не сказала. Ей так сильно хотелось уйти от себя, что она не смогла бы сказать ни слова, даже если бы попыталась.

– Впереди великие времена, Лайла. Мне необходимо быть уверенным, что ты с нами. Так что больше никакой твоей ерунды. Я говорю о приказах, которые идут с самого верха.

Лайла смогла кивнуть в ответ.

– И, прошу, постарайся больше не выгонять горничных. Эти девушки на деревьях не растут.

Она тыльной стороной ладони вытерла с губ вонючую слизь.

– Ты это уже говорил.

– Извини?

– Я сказала, ты это уже говорил.

Ее голос звучал, будто чужой.

– Насчет горничных, которые на деревьях не растут.

– Правда?

Он усмехнулся.

– Значит, говорил. Смешно, если задуматься. Есть в этом нечто логичное, учитывая потребности пищевой цепочки, и все такое. Уверен, твой приятель Лоуренс согласился бы. Представляешь, этот человек может кушать.

Он на мгновение замолчал, наслаждаясь собственными мыслями, а потом снова жестко поглядел на нее.

– А теперь приведи себя в порядок. Без обид, Лайла, но у тебя рвота на волосах.

39

– Сара? Ты меня слышишь?

Голос будто плыл в тумане. Голос и лицо, знакомое, но она не могла вспомнить чье. Лицо во сне, она была уверена, что это ей снится. Тревожный сон, в котором она куда-то бежала, вокруг были тела и части тел, и все горело.

– Она вообще еще в себя не пришла, – сказал голос. Казалось, он доносится из бесконечности. С другого континента. Из-за океана. Со звезд. – Ты сколько капнула?

– Три капли. Ну, может, четыре.

– Четыре? Ты ее убить хотела?

– Времени не было, о’кей? Ты мне сказал ее вытащить. Вот она, здесь.

– Если мы захотим внедрить ее, то нам придется вернуть ее обратно к 18.00.

Тяжелый вздох.

– Ведро давай.

«Ведро, – подумала Сара, – что эти голоса собираются делать с ведром? Что вообще с ведром делают?»

Одновременно с этой мыслью ей в лицо ударил холодный и мокрый поток, рывком возвращая ее в сознание. Она кашляла и захлебывалась, в панике размахивая руками, ее нос и горло наполнила ледяная вода.

– Потише, Сара.

Она села, слишком быстро. Мозг отказался следовать за черепом и заколыхался, заплескался. Закружилась голова.

– О-о-о, – простонала она. – О-о-о.

– Голова поболит сильно, но недолго. Дыши.

Она сморгнула воду с век. Юстас?

Это был он. Верхних передних зубов нет, спилены до корней, правый глаз затуманен слепотой. В скрюченной руке он держал металлическую кружку.

– Рад тебя видеть снова, Сара. А еще тут Нина. Нина, поприветствуй Сару.

Позади него стояла женщина, та самая, что вела ее через трубу. Поперек груди у нее висела винтовка, и она небрежно положила на нее руки.

– Привет, Сара.

– Не беспокойся, – сказал Юстас. – Понимаю, у тебя куча вопросов, и мы до этого дойдем. Сначала пей.

Она взяла кружку из его руки и выпила воду, до дна, жадными глотками. Очень холодная и с еле заметным металлическим привкусом, будто она металлическую трубу лизнула.

– Я думала, ты…

– Мертв? – закончил за нее Юстас, ухмыльнувшись и обнажив разбитые зубы. – С точки зрения известных фактов, все здесь мертвы. Нина, напомни, как именно ты умерла?

– Насколько я помню, сэр, от пневмонии. От нее или еще какой-то тяжелой болезни. Честно говоря, не помню, что мы там в бумагах написали.

Взрыв, забег по канализационной трубе, все это стало возвращаться в сознание Сары. Осушив кружку, она мельком огляделась. Что-то вроде бункера, хотя окон и нет, но есть ощущение, что они под землей. Единственное освещение – мигающий свет нескольких факелов в стойке. Стол, на котором она сидит, посреди большого помещения, значит, больше оно ни для чего не используется. И Сара сразу поняла, кто эти люди. Другого объяснения быть не может.

– Где мы?

– Там, где нас красноглазые не найдут.

Он глядел на нее, повернув голову, одним здоровым глазом, и почему-то это придавало его лицу и взгляду еще больше серьезности.

– Больше я тебе пока сказать не могу. Важно, что ты здесь в безопасности.

– Так ты… Серджо?

Снова улыбка и сломанные зубы.

– Польщен тем, что ты так подумала. Нет. Нет никакого Серджо. В том смысле, в каком ты спросила.

– Но я думала…

– И должна была так думать. Имя – сокращенное от «инсердженси», «восстание». Нина, если я не ошибаюсь, это твоя идея была, да?

– Вроде да.