Двенадцать

лезь в его компьютер, взламывай его, воруй пароль и бумагу, но пиши. Начинай… Я пока тут всё объясню. Нельзя терять время.

Дверь главного редактора захлопнулась.

* * *

Было уже совсем темно. Дождь не прекратился. Лёва ходил по квартире и нервно хрустел пальцами.

— Кто бы мог подумать, — тихо шептал он, — Кто бы мог подумать… Вот так вот… Бедная девочка… Бедная девочка…

Я уже освоилась и сжилась со своим стрессом, теперь меня больше волновало душевное равновесие Лёвы и то, как пройдёт авантюра с «Вечеркой».

— Ну, ничего, ничего, — Лёва всё ходил. — Завтра я вывезу тебя на природу. Завтра поедем на дачу… Там настоящий камин… Там флора и фауна… Витамины… Ты сможешь отдохнуть и забыть всё это…

— А как же твоя работа?

— Конечно, работа… Я всё возьму с собой (он махнул рукой в сторону рабочего кабинета. Там у него прятались сотни папок, ноутбук и т. д.).

Засигналил домофон. Через пару минут в квартиру вошёл Макс. Он привёз оставленные мною в редакции «Ж. ж.» вещи и пачку газет. Газеты бросил рядом, на диван. Как же мне не терпелось увидеть собственный первый серьёзный материал! Как мне хотелось ощутить, что в сегодняшнем кошмаре образовалась какая-то смысловая нагрузка! Но Лёва имел свои планы на газеты. Он устало упал рядом со мной на диван и ловко вытащил из пачки «Вечерку».

— Уже должны были написать, — сказал он. — Эти ребята хорошо работают…

Мы с Максом осторожно обменялись ничего не значащими взглядами. Лёва уткнулся в газету. Я не выдержала и тоже сунула нос.

На первой полосе сверкало — «КРОВАВАЯ ПЕСНЯ». Отвратительный заголовок! Клянусь, не я придумывала.

«Известный музыкант Лагунин был найден сегодня в собственной студии убитым. Орудием преступления послужил простой микрофон»Тоже глупо… Простой микрофон. А какой ещё он может быть? Сдвоенный?

Дальше следовал мой текст. Я читала его, не скрывая волнения. Текст был качественный. Не истерические, но и не отстранённые воспоминания очевидца. Мне показалось, я не перегнула палку и передала весь ужас человека, столкнувшегося с такой смертью…

К материалу прилагалось несколько фотографий. Портрет Лагунина, голый пейзаж студии и… размытый, некачественный снимок Макса. На полу, скрючившись, лежит тело. Рядом с ним в зеркальной позе валяется второй размытый объект. Подпись к фотографии гласила:

«Наш корреспондент Лора Ленская первой обнаружила тело. Встреча была ужасной…»

Нельзя сказать, что фотография хоть сколько-нибудь передала весь кошмар. Лежат две гусеницы нечётких очертаний… Но я не была против публикации этой фотографии. Во-первых, меня на ней не узнает даже мама. Потом, я не сторонница «натуралистических» картинок, где по всем правилам сюрреализма изображены внутренности, кровь, мясо и серые лица мертвецов. Так что корректность этого фото меня устроила. Был ли смысл в его публикации — другой вопрос.

Почему я — Лора Ленская? Это первое, что пришло в голову. Не так уж много времени у меня было на придумывания. Макс, несмотря на трагичность ситуации, долго потом ржал в машине, оценивая мою фантазию.

— Любопытный материал, — холодно произнёс Лёва и грустно посмотрел на меня. — Хочешь ли ты его прочитать?

Я замотала головой, давая понять, что такое не читаю.

Глава 6

Следующий день мы провели на Лёвиной даче в Бекасово. Эстетствующие дизайнеры отнесли дом на полкилометра от дороги. Летом гулять по газонам и клумбам возможно и увлекательно. Но осенью всё это хозяйство превратилось в кашу. Лёва нёс меня на руках и грозился назавтра же вызвать асфальтоукладчиков. Но что-то мне подсказывало, что Лёвино «завтра» в личных делах и Лёвино «завтра» в деловых кругах сильно различаются. Такие, как мой жених, до автоматизма заучивают определённые движения — снятие трубки, наморщивание лба, работу на компьютере, мытьё рук и ног с последующим наманикюриванием. Но заставьте их сделать что-то нетрадиционное — вымыть духовку, например, или заасфальтировать дорогу, — и они не справятся.

Лил дождь. В камине шипели дрова. Лёва включил Вивальди, мы пили вино. Я расслабилась и захмелела. Лёва сидел рядом со мной на полу и смотрел на огонь. Но я чувствовала, что он не здесь.

— Ты думаешь о работе? Ты жалеешь, что устроил выходной?

— Я не думаю о работе. Я не жалею, что устроил выходной.

Он снова был весь в белом — аккуратный, загадочный и красивый работоголик.

— Ты — странный человек, — я придвинулась к нему. — Когда я впервые увидела тебя три дня назад, ты показался мне колдуном. Сейчас ты кажешься мне роботом… (он нерадостно посмотрел на меня)… Ну, очень эротичным роботом, конечно… Знаешь…