Двенадцать евреев, которые изменили мир

Из Швейцарии Троцкий перебирается в Париж, где работает в течение двух лет корреспондентом «Киевской мысли» и редактирует собственную газету «Наше слово». В эти годы он окончательно разошелся с меньшевиками и сделал шаг в сторону большевизма. Его революционные антивоенные призывы вызвали соответствующую реакцию французских властей. Троцкого с семьей выдворили в Испанию, где через несколько дней арестовали как «известного анархиста». Пробыв несколько недель в тюрьме и протестуя против произвола властей, Троцкий добился одного — его вместе с женой и детьми выслали в Северо-Американские Штаты. Так он будет изгнан из Европы и пересечет океан в первый раз. Второй наступит ровно через двадцать один год. Тогда один сын уже будет расстрелян в СССР, а второй останется в Париже, чтобы обрести там свою скорую смерть. Но между этими событиями находится кульминация жизни — революция, и Троцкий — ее вождь!

Девятый вал революции

«Факторы мировой политики являются для Сталина рядом неизвестных величин. Он их не знал, и они его не интересовали».

После десятилетнего перерыва Троцкий вновь ступил на родную землю. Из-за канадского интернирования, задержавшего его в порту Галифакс на три недели, Троцкий приехал прямо в революцию одним из последних известных революционных деятелей. На вокзале его встречали представители большевиков, меныневиков, других партий и течений. Он пока еще не знал, с кем теперь будет. Но в одном был уверен — он будет с революцией! Помня заслуги Троцкого в первой русской революции, его ввели в состав Исполкома Петроградского Совета, пока еще с совещательным голосом. Он ищет себя среди новой русской действительности. Ему многое надо постичь и найти свое решение революционной головоломки. Сначала он примкнул к межрайонцам. Причина этого и в его центристской позиции, и в том, что среди межрайонцев были многие близкие и знакомые ему люди: Володарский, Урицкий, Луначарский, Антонов-Овсеенко. Как правило, это, как и Троцкий, интеллигенты социал-демократического настроя, прошедшие «западную» школу социалистического движения и колеблющиеся между парламентаризмом меньшевиков и радикализмом большевиков. Ленин, будучи признанным лидером самого радикального направления российских социал-демократов, тем ни менее хотел привлечь на свою сторону известных и популярных людей: Мартова, Плеханова, Троцкого. Но первые двое отпали сразу — их взгляды были несовместимы с радикализмом большевиков. Оставался Троцкий.

Личные отношения между Лениным и Троцким, вначале почти неприязненные, стали налаживаться по мере сближения Троцкого с большевиками. Из-за нерасторопности Временного правительства, не спешившего давать народу обещанные мир и землю, шел процесс радикализации и большевизации масс. Троцкий — этот барометр революции, интуитивно почувствовал настроения движущих сил революции. Особенно сблизили Ленина и Троцкого июльские события и попытка Керенского арестовать Ленина, Зиновьева, Каменева и других видных большевиков по обвинению в предательстве и шпионаже. Обсуждая вопрос, как быть с явкой в суд, Троцкий предложил использовать его как революционную трибуну. Ленин же считал, что до суда они просто не доживут — обезглавить революцию в такой ситуации можно было очень легко. После того как Ленин ушел в подполье, Троцкий опубликовал открытое письмо Временному правительству, в котором говорилось, что он в принципе разделяет взгляды Ленина, и обращал внимание правительства на то, что отстаивал их в своей газете «Вперед» и публичных выступлениях. Это был шаг смелого человека. Он продолжал публично отстаивать позицию Ленина, пока не был арестован и не попал в уже известные ему «Кресты».

Новое тюремное заключение резко прибавило ему популярности. Кроме того, пока он был в тюрьме, решился вопрос о его партийной принадлежности — на VI съезде межрайонцы вступили в партию большевиков. Авторитет Троцкого к тому времени был столь высок, что он сразу избран в состав Центрального комитета, получив всего на три голоса меньше, чем Ленин. Так завершилось превращение Троцкого в большевика. Противоречие между тягой к левому радикализму, с одной стороны, и приверженность культуре западной социал-демократии — с другой, разрешилось в пользу первого. Будущая диктатура заполучила еще одного вождя.