Двенадцать королей Шарахая

– Да будет на это воля богов, – ответила Чеда в унисон с остальными.

Девы поднялись, но она, покоряясь ритуалу, осталась стоять на коленях. Каждая подходила к ней, целовала в макушку и уходила в пустыню. Последней подошла Заидэ. Она присела на корточки и крепко взяла Чеду за плечи.

– Неважно, что ты о себе думаешь. Ты хорошо справилась. Хусамеддин верит в тебя. Юсам и Ихсан верят в тебя. Остальные же будут пристально наблюдать, ведь ты – найденный в песке самоцвет. Но и они научатся тебе доверять.

– А остальные Девы?

Заидэ пожала плечами.

– После этого испытания они примут тебя.

– Но никогда не полюбят.

– Любовь переоценена. Завоюй их уважение, этого довольно. Уважение даст тебе куда больше, чем любовь. – Чеда совсем не была в этом уверена, но кивнула. – Съешь все лепестки, но не сразу, постепенно. И возвращайся в Шарахай, когда будешь готова. – Стоило ей закончить наставления, как вой пронесся по пустыне. Заидэ обернулась на звук. – Они поздно проснулись. – Она поднялась и поцеловала Чеду в макушку. – Это хороший знак. Они ждали тебя, хотели поприветствовать как следует.

С этими словами Заидэ ушла, но Чеде казалось, что она расслышала тихую молитву. Что шептала Наставница? «Наламэ, укажи ей путь»?

Стоило отряду Дев скрыться за дюной, как раздался новый вопль, ближе. Чеда осталась одна, с цветком в руках.

Она оторвала лепесток, разжевала его вместо того, чтобы положить на язык, и проглотила. Аромат адишары проник в легкие, вкус дал силы, воодушевил, словно в первый раз. Но Чеда знала, что это – просто волнение. Уверенность, с которой она говорила Эмре о встрече с асиримами, растаяла. Новые вопли прорезали тишину. Чеда сглотнула и разжевала еще один лепесток. Заидэ велела есть их медленно, но она не желала испытывать судьбу. Да и зачем? Если это как-то привлекло асиримов, пусть приходят хоть все! Она отказывалась открывать сердце страху.

Нужно взглянуть на них. Узнать о них как можно больше. Вызвать того асира, что поцеловал ее, короля этих несчастных созданий.

Третий лепесток. Четвертый. Она начала чувствовать каждую частичку своего тела, изнутри и снаружи. Пятый. Шестой. Звон заполнил уши, но она слышала, как идут асиримы. Закачались адишары, зашевелились ветви и лианы, пропуская сгорбленные тени, лезущие из-под корней…

Асиримы, поняла Чеда. Объятая ужасом, она смотрела, как ветви наклоняются, поднимают асиримов из песка, как шипы впиваются в темную кожу. Асиримы были слабы, как подыхающие собаки, многие не могли стоять без поддержки… и, о боги, она их чувствовала. Заидэ сказала, что такое может случиться, что именно за этим ее и отправили в цветущие сады – для того, чтобы асиримы и адишары проникли в ее сознание, запечатлелись там. И она ощущала их движение, движение каждого дерева, каждого асира, и близко, и далеко…

Седьмой лепесток, восьмой…

Асиримы подошли ближе. Их присутствие было как крепкое, пьянящее вино. Чеда как могла боролась с ощущениями, грозящими захлестнуть ее, затрясла головой; звезды и цветы заколыхались вокруг, словно ленты…

Но она упорно глотала лепестки один за другим, пока от цветка не остался лишь черенок.

Тринадцать.

Асиримы выпрямились, их шаг обрел твердость, звериную упругость, будто они стряхнули сон и вспомнили свою истинную натуру. Или свой голод.

Некоторые из них поплелись в сторону Шарахая, возможно, призванные Шукру, но многие остались, окружили Чеду Сперва она почувствовала знакомый детский страх перед ними, похожий на страх темноты, страх неизвестного и непознанного. Но разглядывая их, неуклюже выбравшихся из песка, будто жуки, она ощутила скорее жалость, чем страх. Жалость и любопытство, жившие в ней, на самом деле, уже давно.

Зубы стучали, будто от холода. Но холода не было, Чеде казалось, что она пышет жаром, как печка.

– Подойдите, – позвала она. – Я хочу рассмотреть вас.

Если легенды о Королях правдивы, все эти мужчины, женщины и дети пожертвовали собой в ночь Бет Иман, но между строк в историях и свитках Дауда сквозила тайна предательства: эти люди были выбраны, потому что оказались слабейшими во всех двенадцати племенах.

Все больше асиримов собирались вокруг, окружили ее плотной толпой. Если они захотят вдруг убить Чеду, разорвать на части, пожрать ее плоть, она ничего не сможет сделать. Они оказались так близко, что она могла рассмотреть морщинки на их почерневшей коже, пятна на желтых зубах.

Тела их выглядели изможденными, сухожилия ходили под кожей, как корабельные снасти в бурю; они вжимали головы в плечи, будто боясь, что Чеда их ударит, но все равно вытягивали руки, ощупывали ее плечи, ее лицо сквозь покрывало, ее голову, тюрбан.

– Кто вы? – спросила она.

Один асир, бывший при жизни высоким мужчиной, но теперь скрюченный, с переломанной шеей, взял ее правую руку, склонился, рассматривая ладонь. Коснулся слов и узоров, вытатуированных на ее большом пальце. Шрам отозвался болью, но чары лепестков были так сильны, что Чеда ее почти не почувствовала. И вдруг асир принялся шептать, тихо, едва слышно.