Двенадцать королей Шарахая

Дождавшись кивка, она ушла. Чеда отвязала ялик, закинула на плечо канат и вывела свое суденышко из гавани. Полозья, идеально отполированные, несли его по песку, как по воздуху.

Чеда подняла парус на одинокой мачте и, дождавшись, пока ялик наберет скорость, с разбегу запрыгнула на палубу.

Ветер сегодня был переменчивый, но послушно вынес Чеду к выходу из маленькой бухты и помчал между низких дюн, в занимающийся жар пустыни. Шарахай за спиной все уменьшался, пока не остался лишь холм Таурият, но и он вскоре исчез из виду.

Чем дальше на север Чеда прокладывала курс, тем тревожнее ей становилось. Услышав колокольчики в городе, она начала вспоминать и вспоминать: и частые поездки с мамой, и серебряную монету, которую та отдала корабельщику, рассвет в пустыне, высокую, красивую женщину в саду… Словно далекий сон.

Справа по борту Чеда заметила красную корявую громаду Ирудова пальца, стоячего камня, который стал ориентиром корабельщиков, поскольку ничего приметнее вокруг не нашлось. Он оказался не так огромен, как Чеда запомнила, но видно его было на лиги вокруг. От Ирудова пальца она резко повернула румпель, чтобы ялик смотрел на тени своих же парусов, и шла так несколько часов, пока на пути не начали попадаться чахлые кустики травы.

Она не рассчитала немного скорость, и ялик с разгона налетел на границу каменистой земли. Скрипнули полозья, Чеда поморщилась.

Джага ее убьет.

Бросив якорь, Чеда направилась к дому Салии, на ходу вспоминая глинобитный домик, вкус меда на языке… и колокольчики. Уже издали она услышала их мелодичное позвякивание.

Яркий глаз Тулатан, да как можно такое забыть?!

Чеда не могла знать, дома ли Салия, но ей повезло: все та же высокая женщина стояла у калитки, опираясь на посох с навершием, закрученным как раковина улитки. На нем посверкивали золотом мелкие драгоценные камушки, а может, и просто кусочки стекла, врезанные в дерево. Голову Салии все так же украшала толстая каштановая коса, глаза смотрели ясно и пристально.

В детстве она казалась высокой как небо. Чеда думала, что это всего лишь воспоминания малорослой восьмилетней девочки, но нет, хоть она выросла в высокую женщину и много разных людей перевидала в Шарахае, таких, как Салия, она не встречала никогда. Та возвышалась над ней на целую голову – дочь первых людей, тех, кого сделали старые боги, прежде чем покинуть пустыню.

– Пусть солнце осенит твой путь, – поприветствовала ее Чеда.

– До солнца мне дела мало, – мрачно ответила Салия. – Кто пришел?

– Меня зовут Чеда. Чедамин Айянеш Салия хотела что-то сказать, но передумала.

– Давно я не слышала этого имени.

Чеда не знала, что на это ответить.

– Мама умерла, когда мне было восемь, – просто сказала она.

– Вот как… – рассеянно ответила Салия, глядя куда-то сквозь нее, будто в прошлое.

И Чеда, заметив этот взгляд, вдруг поняла, что перед ней слепая.

Можно было догадаться и раньше, но Салия никогда не подавала вида: поворот ее головы, уверенные движения – ничто не намекало на слепоту. Чеда запомнила ее всевидящей колдуньей.

– Скорблю о твоей утрате, дитя, но почему ты пришла сюда, в пустыню?

– Я пришла из-за этого. – Чеда приблизилась и вложила книжку в руку колдуньи.

Салия нахмурилась, прислонила посох к стене и заскользила ласковыми ладонями по обложке – от этого жеста Чеде сделалось не по себе. Она готова была поделиться секретами книги, но Салия как будто залезла к ней в голову и ощупывала память о маме. Усилием воли Чеда заставила себя молчать.

– Я знаю эту книгу, – сказала наконец Салия.

– Знаешь?

– Разумеется. Это я дала ее твоей матери.

Чеда потеряла дар речи. Она знала, что у мамы были какие-то дела с Салией, но даже не думала, что они дружили.

– Почему? – только и смогла спросить она.

– Ты об этом хочешь узнать? Почему я дала эту книгу твоей матери?

– Для начала.

Салия вернула ей книгу и, вновь взявшись за посох, пошла к каменной стене, возвышавшейся справа. Шаги колдуньи не были осторожными шагами слепой – в них сквозила уверенность.

Сад за каменной аркой не изменился – он все так же не вписывался в окружающую пустыню. Вымощенная камнями дорожка вилась между клумб с цветущими травами: валериана, полынь, вероника. Два маленьких лимонных деревца гнули ветки под тяжестью ярко-желтых плодов, с финиковых пальм свисали рыжие гроздья.

В укромном уголке птицы плескались в фонтанчике с чистейшей водой, ощипывали веточки олеандра. Среди стайки камышовок, редких гостей в пустыне, предпочитавших весенние дожди на берегах Хадды, Чеда заметила длиннохвостого янтарника в коричневой курточке и с золотистой грудкой. Завидев людей, птицы взлетели, прячась в ветвях, но янтарник, пропев свой куплет – три высоких свистка и печальный стон, – расправил крылья и улетел за стену, в пустыню.