Двенадцать минут любви

Днем я заранее беру урок у одного из самых известных поборников стиля — Горацио Годоя, диджея La Viruta, использующего стул, чтобы продемонстрировать медленные и внезапные движения. Он медленно танцует по комнате, как будто по скорлупе. И внезапно наклоняет стул на пол быстрым, мягким движением. Таким движением вы и опускаете даму, не кидаете, а опускаете. И обратно не тащите, а предлагаете движение — мягко, но решительно. Вы на сто процентов держите все под контролем, а значит, она чувствует себя на сто процентов уверенной. Но за каждым поворотом игривой ноги вас подкарауливает сюрприз. Когда Горацио и Сесилия танцуют, невозможно сдержать слезы. Они выглядят, как жидкое золото. Они — единственная пара, которая танцует, даже будучи неподвижной. Это танго на клеточном уровне. В них — дух современного танго. Забудьте традиционное танго, забудьте нуэво. Перед вами танго, бегущее по венам.

Но попробуйте объяснить это британской иммиграционной службе! Как-то в аэропорту Хитроу Горацио и Сесилию заподозрили в тайном желании эмигрировать. И они исполнили танго прямо перед бюрократами, чтобы доказать, что приехали танцевать.

Так вот в Sunderland волнующийся океан танцпола обрамляют берега стоящих в глубине столов. Там обитают пожилые дамы с фальшивыми бриллиантовыми кольцами, жадно поедающие стейки. Неподалеку восьмидесятилетние мужчины с пигментными пятнами на руках разглядывают привлекательных тангер. Встречаются молодые «жеребцы» с напомаженными волосами, гордые и ранимые. Любительницы вечеринок с игривыми попками и ищущим взглядом заливаются серебристым смехом. И, звучит невероятно, но в танцующей толпе в объятиях одного юного «бычка» я вижу мою старую приятельницу — Задницу. На сей раз я действительно смеюсь, ведь сейчас мне уже на нее наплевать.

— Глазам своим не верю. Разве так бывает? — говорю Осу, сидящему за нашим столиком.

— Все нормально, забудь о ней! Сейчас будет петь Роксана Фонтан, — он кивает в сторону соседнего столика. — Одна из лучших певиц нового поколения. Тебе понравится.

Изящная, как статуэтка, женщина в черных брюках встает, и над залом несется «Малена». По моей коже бегут мурашки. В голове проносятся воспоминания. Я и танго-героиня: мы прошли долгий путь вместе.

Роксана превращается одновременно и в Малену, и в сраженного любовью рассказчика.

— Кем была настоящая Малена?

Ос пожимет плечами:

— Вероятно, не какая-то конкретная женщина. Думаю, это собирательный образ всех красавиц, которых Омеро Манци любил и потерял. Кстати, мы с ним можем состоять в родстве.

Ос улыбается своими узкими глазами. Он — настоящий романтик, верный идее любви, несмотря на пережитые неудачные отношения.

Я вспоминаю историю с Маленой в Эдинбурге и понимаю, что больше не чувствую ярости или горя. Я наконец-то избавилась от груза воспоминаний. Я даже набираюсь смелости заговорить с Роксаной и спрашиваю, как ей удается музыкально и эмоционально вживаться в образ.

— Я рисую, — улыбается она. Интеллигентное лицо без грамма макияжа, ни белил, ни румян, как и положено представительнице элиты-танго. — Делаю наброски Малены-сироты, Малены-женщины. Пытаюсь почувствовать ее, иначе не могла бы петь, она бы просто разбила мне сердце.

Отец Роксаны играет на бандонеоне. Сама она не милонгера, но ее с полной уверенностью можно было окрестить женщиной танго.

Проведя десять лет в мире танго, я наконец-то задалась вопросом: а кто они, женщины танго? Вспоминаю слова Риваролы: «Танго ничто без женщины», а Гавито говорил: «Мужчина, который не может дать женщине ощутить себя королевой на танцполе, никогда не станет королем».

Мне встречалось много мужчин танго, даже слишком много. Но не женщин.

— Тебе нужно познакомиться с моей подругой, Джованной Танго, — заявил Освальдо, когда мы вернулись домой. — Да, именно так ее зовут. Она живет в Монтевидео, и как раз в восемь утра туда идет паром, а я сообщу ей о твоем приезде. Поищи там кандомбе.

Уже три, я боюсь проспать завтрашний паром.

— Господи, Ос, эти бессонные танго-ночи уже не такие, как десять лет назад.

— У тебя осталось всего пару часов, но послушай вот что, — он включает песню, рассыпая сигаретный пепел по компьютеру. — Называется Tango de los Negros («Негритянское танго»), 1907 года, в ней повествуется о торговле всякой дрянью и нищете. Я, собственно, к чему: чтобы увидеть небо, нужно оказаться на дне.

На морщинистой шее Оса — подвеска в виде африканской маски. На его книжных полках встречаются издания со странными названиями, с такими словами, как «ориша» и «кандомбле»[12]. Но их владелец не стал особо распространяться:

— Пошли спать. Обо всем узнаешь в Монтевидео.

Монтевидео: паром переплывает Рио-де-ла-Плата, Серебряную реку, правда никакого серебра в ней нет, она мутная и мертвая.

Точно так же Hotel Splendido не может похвастаться роскошью: пыльные ковры и одеяла, ретро-мебель, игривые геи за стойкой ресепшн. Вечером, лежа головой к стене со страшными обоями 1960-х годов, слушаю отдаленное биение африканских барабанов. Кандомбе.