Двенадцать прикосновений к горизонту

– Вот тебе и ответ. – Он поднял указательный палец так, что едва не воткнул его в крышу кабины. – А люди могут и ошибиться. Правильно?

– Ничего себе ошибочка, – возмутился я. – За такие ошибки и самого судью можно в тюрьму посадить.

– Ты, смотрю, Миха, как вчера на белый свет народился, – рассмеялся Федя. – Ты что, книжек не читаешь?

– Как это не читаю?

– «Графа Монте-Кристо» читал? – спросил он.

– Не только читал, недавно мы всем классом даже на спектакль такой ходили. Очень понравился.

– Ну вот, там как раз об этом и пишется. Сколько лет невинный человек в тюрьме просидел? А ты говоришь… Слушай, – вдруг вспомнил Федя, – ты у меня диск забыл свой. Ну, в смысле этого, художника. Классные песни он поёт. Я уже раз сто его слушал. А ну-ка включи, давай ещё послушаем.

Я включил проигрыватель и снова услышал знакомый голос Юрия Купера: «Однажды в чулане нашей коммунальной квартиры я нашёл связку старых писем. Они были с фронта. Письма от отца к моей матери. Они были написаны иногда карандашом, иногда чернилами на пожелтевших от времени тетрадных листках. Некоторые буквы почти стёрлись. Я жадно впивался глазами в расплывающиеся строчки, пытаясь угадать смысл фраз. От пропусков и исчезнувших букв текст становился ещё более загадочным, как будто автор писал совсем из другого, незнакомого мне мира…». Затем кабина наполнилась замечательной песней.

Эх, дороги —
Пыль да туман,
Холода, тревоги
Да степной бурьян.
Знать не можешь
Доли своей,
Может, крылья сложишь
Посреди степей…

За такими песнями не поговоришь. Такие песни нужно слушать только молча. Когда прозвучала последняя нота, Фёдор неожиданно спросил:

– Слушай, Мишка, а почему он всего двенадцать песен записал?

– Не знаю, – пожал я плечами. – Вообще число двенадцать – оно какое-то магическое. Вы заметили, сколько в мире разных произведений с этим числом?

– Не обращал как-то внимания, – покачал он головой. – Например?

– Например, поэма Блока «Двенадцать».

– Ну да, слыхал, слыхал, – улыбнулся водитель и вдруг, хлопнув себя по лбу, вскрикнул: – О! Ещё «Двенадцать стульев»! Помнишь?

– Помню, – кивнул я. – А недавно фильм был Михалкова, тоже «Двенадцать» называется. Смотрели?

– Смотрел, смотрел, мне понравился. Так, что ещё? Ну, вспоминай.

– Между прочим, – вдруг вспомнил я, – Юрий Леонидович пьесу написал, и мы с мамой ходили на его спектакль. Отгадайте, как называется?

– «Двенадцать», что ли?

– Ну почти, – рассмеялся я. – Спектакль называется «Двенадцать картин из жизни художника».

– Слушай, но почему так? Почему двенадцать-то?

– Я думаю, что всё крутится вокруг двенадцати. Вот смотрите: двенадцать месяцев в году, двенадцать часов дня, двенадцать часов ночи…

– Точно! – Федя выпятил губу. – А у Христа, между прочим, было двенадцать апостолов. Это надо же. Приеду домой, дочке расскажу. Действительно, век живи – век учись. Никогда и не думал об этом. Так-так-так… А ну вспоминай. Чего там у нас ещё двенадцать?

– Двенадцать знаков зодиака.

– Угу! Что ещё?

– А я хочу книгу написать. Назову «Двенадцать прикосновений к горизонту».

– О-го-го! Куда хватанул! – рассмеялся Федя. – Думаешь, получится?

– Получится, – говорю. – Я уже две написал.

– Что? – Шофёр аж на тормоз нажал. – Ты серьёзно?

– Ну да, – кивнул я и полез в рюкзак. – Вот, смотрите.

Фёдор взял в руки книгу, повертел её. Заметив мою фотографию на обложке, присвистнул:

– Ну ты, Миха, даёшь! А вторая книга где?

– Вторая ещё не вышла, но вот-вот выйдет. Вторая называется «Радуга для друга». Я бы вам подарил эту, но я Машке своей везу. Если адрес свой дадите, я вам вышлю.

– Молодец! Держи пять. – Он протянул мне руку. – Но почему ты решил следующую книгу назвать, как ты там сказал? «Двенадцать…» это…

– «…прикосновений к горизонту», – напомнил я.

– Ну да. Почему?

– Понимаете, дядь Федь, – начал я, – это образ. Для меня горизонт – это вроде определённой границы, за которую хочется заглянуть.

– Ага, врубился, – закивал он, – точно. Но это, каждому охота за него заглянуть. Это же человеческое любопытство. Но почему прикосновения-то?

– Как вам сказать? Понимаете, ну это типа… как бы… прикоснуться…

– Ладно, не ломай голову, – видя моё замешательство, махнул он рукой. – Я понял, что ты имел в виду. Типа нам только кажется, что мы за горизонт зашли, а на самом деле только прикоснулись к нему. Так, что ли?

– Ну да, – обрадовался я. – Примерно так. Вы вот прикасались когда-нибудь к горизонту?

– Прикасался, Миха. И не раз. И даже бил его по башке.

– Кого? – опешил я. – Кого били по башке?

– Горизонт, – рассмеялся Федя и шутя щёлкнул меня по уху. – Ящик у меня был «Горизонт». В смысле телевизор.

– А-а-а, – протянул я. – Понял. А зачем вы его били-то?

– Ну как зачем? Тут футбол, а он начинает барахлить. Ну, я подхожу. Кулаком врежу ему по кумполу, он начинает показывать.

– А телемастера не пробовали вызывать? – съязвил я.

– Пробовал. И не раз. А ты думаешь, мастер по-другому его чинил?

– Что, тоже бил?