Двенадцать цезарей

В конце 54 года в Рим прибыли армянские послы. Тацит с возмущением описывает ее поведение, когда их принимали при дворе. «Когда Нерон принимал армянских послов, отстаивавших перед ним дело своего народа, она возымела намерение подняться на возвышение, на котором он находился, и сесть рядом с ним, что и случилось бы, если бы Сенека, когда все оцепенели, пораженные неожиданностью, не предложил принцепсу пойти навстречу подходившей к возвышению матери. Так под видом сыновней почтительности удалось избегнуть бесчестья».[150] И позволить Тациту облегченно вздохнуть. Это было осторожным обвинением. Нам неизвестно, было ли такое поведение Агриппины обычным в эпоху правления Клавдия.

По рекомендации Сенеки в 55 году Нерон получил консульство. Эта должность принесла своего рода дигнитас, дополнительное достоинство, с которым Августа, как женщина, не могла соперничать. Кроме того, консульство было наградой (как она поймет позже), соответствующей политике, которой следовало большинство предшественников Нерона, и которая позволяла монополизировать этот высший магистрат с целью более полного утверждения своего господства над сенатом. Ошибка Агриппины в 55 году состояла не в том, что она потребовала консульства для себя или возражала против назначения Нерона, — она попыталась вмешаться в первую романтическую связь сына.

Акте была вольноотпущенницей из Малой Азии. Светоний описывает эту связь наряду с сексуальными проступками Нерона и утверждает, что молодой император чуть было не вступил в законный брак с бывшей рабыней, «подкупив нескольких сенаторов консульского звания поклясться, будто она из царского рода». Но в 55 году Нерон оставался в несчастливом браке с дочерью Клавдия, Октавией, на которой женился предположительно в результате махинаций Агриппины за год до смерти тестя. Снедаемая ревностью и высокомерием бывшая рабыня обладает большим влиянием в императорском доме, чем внучка Августа и мать принцепса, — Агриппина потребовала от Нерона разорвать отношения. В ее действиях отсутствовал женский подход и даже простая обходительность. Она отвергала самую мысль о том, «что вчерашняя рабыня — ее невестка», и в крайнем раздражении накинулась также на друзей Нерона, громко их обвиняя (в их числе был будущий император Отон, который, как мы увидим, часто играл роль сводника в любовных утехах принцепса).[151] Когда Нерон отказался, Агриппина перешла к угрозам. Даже учитывая ограниченный политический опыт Нерона, он должен был распознать несообразность намека на то, что если она однажды посадила его на трон, то теперь может поставить его положение под угрозу. Несомненно, что Сенека осторожно уладил все недопонимания. Поскольку он содействовал связи с Акте (а это служит указанием на то, что, несмотря на демонизацию этих отношений Светонием, мудрые, воздержанные советники считали их безобидными), цель заключалась в том, чтобы отдалить Нерона от матери и приблизить к наставнику. Была создана модель, которая просуществует в течение следующих пяти лет, к общему удовлетворению всех, кроме матери принцепса. Агриппина, по складу характера неспособная спокойно отступить, на короткое время избрала курс обмана, взяв на себя роль сводницы и не препятствуя встречам Нерона с Акте. Друзья императора разоблачили ее, и Агриппина снова перешла к привычному для нее методу нападения, восхваляя Британника в противовес сыну и позволив Нерону делать собственные выводы. Император, со своей стороны, обратил свое внимание на вольноотпущенника Палланта, помощника и любовника матери, которого он лишил должности, возможно, по причине финансовых злоупотреблений. Для Агриппины это был двойной удар. Но худшее было впереди.