Вителлий был императором, которого победил Рим. Будучи наместником Нижней Германии, он меньше чем за два месяца склонил на свою сторону недовольные легионы двух провинций. Светоний говорит о них так: «Войско, и без того враждебное императору и склонное к мятежу, встретило его с ликованием, простирая руки к небу». Получив верховную власть в столице, он не смог сохранить наступательный порыв или решимость. Ранее, в 60 году, Вителлий служил проконсулом Африки «с редкой добросовестностью целых два года», говоря словами Светония. При исполнении жреческих обязанностей, дарованных ему Нероном в тот же период, он опустился до воровства и мошенничества. Мы никогда не узнаем, жалели ли о своем выборе военачальники, посадившие Вителлия на трон. Изучение прежнего послужного списка императора могло бы снять для них все основания для удивления. Но получилось так, что это уже не имело значения. В ожидании победы Веспасиана ни один претендент на пурпурную мантию не предложил своей кандидатуры. В течение двух месяцев, которые прошли между утверждением Вителлия сенатом в Тицине (ныне Павия) и его прибытием в Рим, в городе не было ни правителя, ни реального правительства. О кризисе империи говорит тот факт, что ни один честолюбивый авантюрист не воспользовался возможностью вмешаться и узурпировать невостребованный трон Вителлия.
Знакомым уже приемом Светоний предлагает другую версию истории семьи Вителлия: с одной стороны, древний и знатный род, украшенный связью с сельской богиней, с другой — ремесленнический, низкий, своекорыстный. Как бы то ни было, в карьере Вителлия сочетались свойства и того, и другого. Его история, особенно при дворе Нерона, была отмечена непомерным подхалимажем, но как император он смог проявить скромность и милосердие к противникам, а ранее показал себя как умелый руководитель провинции, способный оценить и ответить на потребности ситуаций, которые выходят за рамки его кругозора. До Веспасиана одним из уроков этого беспокойного года было несоответствие имперского проконсульства в части подготовки кандидата на трон: как и Вителлий, Гальба и Отон также добросовестно служили за границей.
Если верить Светонию, Авл Вителлий, родившийся в 15 г. н. э., унаследовал столько же от дяди, чье имя он носил, сколько от отца. Тот Авл Вителлий, один из четырех сыновей Публия Вителлия из Нуцерии («будь он из древнего рода, каким он мог гордиться, или от низких родителей и предков, заведомо был римским всадником и управителем имений Августа»), был склонен к роскоши и умер во время своего консульства в 32 году, когда его впечатлительному племяннику было семнадцать лет. По словам Светония, он «славился роскошью и особенно блистал великолепием пиров». Из четырех братьев только Луций Вителлий, отец будущего императора, стремился создать себе доброе имя, хотя Светоний очерняет его память, обвиняя в чрезмерном подобострастии перед Гаем Калигулой, которому он (первым из римлян) открыто поклонялся, как живому богу, и перед Клавдием, женам и вольноотпущенникам которого он угождал с бесстыдным раболепием. (Он стал носить с собой как талисман сандалию императрицы Мессалины, которую прятал под тогой, а иногда, когда на него обращали внимание, доставал и целовал.) Такое приторное подобострастие принесло плоды. Весьма успешный наместник Сирии, Луций Вителлий, добавил к трем консульским срокам и цензорству правление империей, пока Клавдий отсутствовал в Риме во время британской кампании в 43 году. В тот период подобный доступ к власти был необычным для сенатора, не принадлежащего к императорской семье. В результате его два сына, будущие консулы, близко познакомились с работой государственного механизма. Нам неизвестно, до какой степени это повлияло на их честолюбие (если вообще повлияло), как и неизвестна реакция матери Вителлия, Секстилии, на близость мужа к Клавдию. Тацит отмечает: «…древней чистотой нравов отличалась и мать братьев Вителлиев Секстилия». (Принципат сына «не принес ни радости, ни милости судьбы… — до того чувствовала она себя чужой своей семье».) Вероятно, именно эти качества привели ее мужа в объятья вольноотпущенницы, чью слюну, по утверждению Светония, «он смешивал с медом, чтобы лечить ею горло, как снадобьем, и не изредка или незаметно, а повседневно и при всех».