Двенадцать замечаний в тетрадке

Мама вышла на кухню, чтобы внести цыпленка и рис. Обычно я помогала ей, но сейчас не двинулась с места. Мама меня обманула! Убедила, что у нас будет все хорошо, что я нужна ей. И я так ей поверила, что уже меньше тосковала по Тисаару и по всей той жизни. Она пообещала: «Скоро мы станем нормальной семьей!» — и умолчала только о том, какою ценой. Она должна была сказать мне! Раз уж мы начали тогда тот разговор, каждый обязан был говорить все откровенно, до конца. Это даже Андриш знает. Кто говорит «а», должен сказать и «б». А ведь Андриш еще подросток. В ту минуту я больше любила Андриша, чем маму, и это было так ужасно, что я чуть не заплакала. Я подошла к радиоприемнику, играл какой-то цыган, хорохорился: «Голова большая у коня, грусть его берет пусть, не меня». Я выключила приемник.

— Ой, как чудесно! — вздохнула тетя Баби. — У меня даже голова разболелась.

— У меня тоже, — оборвала ее Тантика и стала всем накладывать второе.

Так у нас заведено — еду раздает всем Тантика; и я удивилась только тому, что даже сейчас она не спутала: каждому положила любимый кусок. Мне, как всегда, досталась грудка.

— А если б не принесли цветы, ты нам так и не сказала бы? — спросила она маму.

— Ну что ты! Я давно уже хотела сказать, но ведь не так просто говорить об этом. А потом, мы думали пожениться только весной, и я считала, что еще есть время…

— Что же сейчас стало так срочно?

— После Нового года Шандор опять уезжает за границу. В Каир.

— У него столько денег?

— Это командировка. Он сопровождает венгерские автобусы, закупленные на их заводе Египтом. Вот уже два года, как он занимается этим вместе со своим товарищем. Они сопровождают по назначению проданные автобусы и некоторое время там остаются, пока машины проходят обкатку.

— Какая замечательная работа! — вздохнула тетя Баби.

— А потом вернется? — жестко спросила Тантика.

— Конечно. Как только сдадут доставленные автобусы, тотчас оба вернутся. Постоянного пункта у них там нет. А со следующей партией опять поедут. Но это, верно, не раньше осени.

— Я спрашиваю не об этом. Я спрашиваю: всегда ли он будет возвращаться? Не сбежит ли, как и тот, другой?

— Но Илона! Это жестоко! — закричала на Тантику тетя Баби и тут же горько и беззвучно зарыдала.

Мама не ответила, не шевельнулась, наверное, и лицо у нее застыло. Но я не смотрела, а только ела и ела свеклу. Очень мне вдруг захотелось свеклы. Больше никто к еде не притрагивался.

— Да, конечно. Я жестока. На мою долю выпала эта роль, — сказала Тантика просто. И закурила. Обычно она выходит курить в коридор. — Началось все с того, что я на добрый десяток лет старше вас обеих. С самого вашего рождения я была вам скорее матерью, чем сестрой. После смерти мамы — вдвойне. После смерти отца это уже окончательно свалилось на меня.

— Почему ты желала, чтобы мы боялись тебя, Илона? — прорыдала тетя Баби.

— Я не желала этого.

— У тебя никогда не было для нас ни слова ласки. Ты только приказывала…

— На приказания нужно меньше времени. Мне некогда было рассуждать с вами о жизни. У меня всегда было дел по горло.

— Чтобы содержать нас. Знаю. Не сердись, Илона.

— Я не сержусь.

— И… и не обижай Эстер! Все-таки она среди нас самая маленькая…

— Я не обижаю. Я хочу ее защитить. Хватит с нее горя из-за первого мужа.

— Горя с меня действительно хватит. И несчастья. Одиночества. Бездомной жизни, — проговорила мама, странно растягивая слова, словно заново продумывала их смысл. Словно читала стихотворение.

— А это разве не твой дом? И мы — не твоя семья?

— Конечно, да. Но прежде, хоть и ненадолго, у меня были муж и ребенок. Мне нужна такая семья!

— А какие у вас планы относительно Мелинды?

На скатерть брызнул свекольный сок — этого следовало ожидать, но сейчас мне это было особенно досадно… Сперва пятнышко было маленькое, красивой, правильной формы, потом стало противно растягиваться, расти, словно полип. Теперь, пожалуй, как ни стирай, пятно останется.

— Мелинду я заберу с собой, это же естественно, — быстро и твердо проговорила мама. — Как раз из-за нее сейчас идет ремонт в квартире Шандора. У Шандора однокомнатная квартира со всеми удобствами, очень красивая и большая, но одна комната — все же только одна комната. На счастье, там есть еще большущий крытый балкон, сейчас его забирают стеклянной стеной. Это и будет комната Мелинды, так мы решили.

— Мне и здесь хорошо, — прервала я маму, но взглянуть на нее не смела. Знала, что я отвратительна. Я была очень несчастна.

— Тебе здесь нравится? — удивленно посмотрела на меня Тантика, и голос у нее был какой-то странный. — Я всегда считала, что ты нас не любишь. А между тем мне только и осталось, что воспитать, вырастить тебя. На большее моей жизни уже не хватит. К счастью.

И тут я заметила, что Тантика плачет.

Я сказала, что мне нужно в школу. К трем часам.

— Да, да, танцевальный кружок, — вспомнила тетя Баби и неуверенно посмотрела на Тантику, но Тантика молчала и лишь машинально смахивала со стола несуществующие крошки.