Двенадцать железных цепей

Ольжана опустилась на пол, к ворону, – чтобы посмотреть на Лале, ей пришлось извернуться.

– Смеётесь? – переспросила она. – Это самая ожидаемая вещь на свете. Йовар не стерпел бы, если бы обвинили любого из его учеников, а тут – сам Юрген. И… – Ольжана замялась. – Йовар теперь не глава Дикого двора. А ещё…

Вновь погладила оперение ворона.

По-прежнему – зал Тервжице. Йовар стоял, скрестив руки на груди, и мрачно смотрел на присутствующих.

– Напоследок, – заявил он, – мне необходимо закончить все дела. Это для вас-то я уже не чародей Драга Ложи, а для Чернолесья – всё ещё он.

Подозвал кого-то жестом.

– Я хочу, чтобы моё место во главе Дикого двора занял Хранко.

– Представляете? – Ольжана потёрла лоб. – Он отдал всё управление Хранко.

– Вас это удивляет? – Лале сидел, облокотившись на колени, и сосредоточенно её слушал.

– Конечно! – поразилась Ольжана. – Не Юргену ведь.

Хранко был бледен. Йовар обхватил его предплечье и заставил обхватить своё в ответ; вокруг их рук, как лоза, закручивались потрескивающие чары.

Витражи в соборе потемнели, налились сливовой чернотой. Снаружи прогрохотал гром, и ливень опять обрушился с неба – просочился бы и сквозь прорехи в крыше, но колдовство не позволило. Можно было рассмотреть, как дождевая вода бурлила над куполом, не имея возможности пролиться внутрь, и как перекатывалось за мутной пеленой хмурое сизое небо.

– А что потом? – спросил Лале жадно.

Ольжана медленно покачала головой.

От рук Грацека шёл нечеловеческий жар, точно из древних кузниц под замком Горестного двора. В соборном зале валил пар, ошпаривший одну из фресок, – по огненным колесницам пролегли глубокие трещины.

– Видимо, – пересказывала Ольжана, – они всегда были в Тержвице наготове. Железные цепи.

Двенадцать штук – по шесть на каждую руку. Цепи потянулись к чёрным кандалам, и те защёлкнулись на запястьях Йовара с голодным скрежетом.

Ольжана снова отняла пальцы от перьев.

– Он выглядит как паук, – проговорила она тихо. – Распятый на железной паутине.

– Как паук, – повторил Лале эхом, но Ольжане некогда было размышлять, с чего он придирался к её сравнениям.

Огонь погас, и на Тержвице опустился полумрак. Йовар был подвешен на цепях – он мог подняться, мог сесть на колени, но не более того. Кожа под кандалами уже потемнела, и смоляной ожог расползся вверх по предплечью.

– Длани, – выдохнула Ольжана. – Как это, наверное, больно.

Лале задумчиво погладил бровь.

– Что ж теперь, – сказал он. – В мире много вещей, приносящих боль. Неужели вам его жаль?

Ольжана потерянно оглянулась.

– Не знаю, – призналась она. – Это всё… так странно. С чего чудовищу нападать на Баргата? При этом я не верю, что за этим всем стоит Йовар. Скорее, он действительно просто взял на себя вину – и тут же наломал дров, чтобы никто не успел его остановить.

К щекам прилил жар, точно Ольжана сама побывала в Тержвице, когда там плавили цепи.

– Глупости, глупости, – пробормотала она, растирая щёки. – Всё это не имеет никакого смысла. – Поймала взгляд Лале. – Юрген мне всё в подробностях показал. И гибель Баргата – тоже.

Ольжана вздрогнула.

– Какой кошмар. – Она обхватила голову руками. – И ради чего всё это? Я не понимаю. – Прикрыла глаза. – Чудовище превратило Баргата в кровавую кашу. Распороло живот, проломило рёбра. – Её слегка замутило. – Длани, ну и мерзкая же тварь.

Ольжана представила себя на месте Баргата – в бурлящей алой воде, растерзанной наживую, – и ей захотелось зарыдать от сочувствия и страха. Но слёз не было.

Лале потянулся и открыл окно пошире, чтобы в комнату хлынул прохладный вечерний воздух. Поднялся, налил Ольжане воды.

– Не переносите всё это на себя, – догадался Лале, передавая ей чарку. – С вами ничего такого не случится.