Двенадцать железных цепей

– Нет, Лазар. – Саак схватил его за локоть, потянулся к уху и тревожно зашипел: – Тебе нельзя тут оставаться! Ведьма говорила про тебя дурные вещи брату Гвидо. Будто ты вычислил её, потому что сам не гнушаешься колдовства. Мне рассказал об этом брат Дауф – он-то, конечно, в такие глупости не верит, но Гвидо?.. Он совсем помешался из-за этой чумы.

Когда случается такое, главное – держать лицо. Лазар изобразил снисходительную улыбку, хотя мысли зароились, как пчёлы в улье: не пропустить ли казнь? Но если скажется больным и не умрёт от мора, вызовет ещё больше сомнений.

Нет, он не был удивлён. Он знал, что Айше захочет утянуть его за собой: «На каком костре будешь гореть ты, меченый жрец? На соседнем со мной?»

– Как здоровье брата Гвидо? – полюбопытствовал он сухо. – Придёт на казнь или до сих пор страдает от почечной колики?

Брат Гвидо занял место покойного настоятеля и так боялся повторить судьбу своего предшественника, что почти всё время проводил на вершине храмовой башни, избегая заразы. Но казнь ведьмы – значимое событие.

– Страдает, – закивал Саак, и кудри упали ему на лоб. – Так сказал брат Дауф. Гвидо не придёт сегодня, но в ближайшие дни позовёт тебя к себе. Знаешь, он ведь предлагал сжечь ведьму на площади Бейгеш, чтобы миазмы от её костра не отравили храмовый воздух, но Дауф обозвал его дураком. Хургитанцы разорвут нас на кусочки, сказал он, если мы сожжём при них ведьму, и никакие командорские слуги их не удержат – видят Персты, иофатцев и так осталось не очень много. Поэтому костёр сложили на внутреннем дворе.

Лазар представил улочки Хургитана, дома из песчаника и узорные торговые навесы на площади Бейгеш; хмурых иофатцев из тех, что ещё удерживали город, – они закрывали нижнюю часть лиц платками, окуренными дымом целебных трав. Хургитанцы бы заполонили всю площадь и смотрели на костёр Айше свирепыми глазами. А потом начались бы беспорядки.

– Кто-то ещё подозревает меня, Саак?

Из коридора они вывернули на лестницу, и Саак взмахнул рукой, как крылом, так что едва не впечатал Лазара в стену.

– Б-бесы! – выругался он с пылом. – Да пошли бы они, Лазар!.. Ты нашёл ведьму, что больше никто не смог, и брат Гвидо, вместо того чтобы рассыпаться в благодарностях, несёт совершенную чушь.

Лазар слегка улыбнулся.

– На вопрос ответишь?

– Брат Эйлуд что-то подтявкивал, но не знаю, говорил ли с ним Гвидо или он просто брызжет ядом. Ещё несколько братьев…

Они оказались в запустевшем саду, прошли под мозаичной аркой. Саак рассказывал, как ведьма посеяла сомнения среди башильеров: мол, Гвидо теперь Лазара не оставит. Лазар представлял, каким они должны были его видеть – вежливый лекарь-калека, книжный червь и тихоня, знаток священных текстов. Вызывал ли он подозрения раньше, до Айше? Наверное, вызывал – только в чуму было не до него.

– Тебе нужно уехать, – убеждал Саак. – У Гвидо ещё достаточно сил, чтобы запытать тебя в темнице.

О, как он ошибался. Лазара даже не нужно было пытать – достаточно коснуться его любой вещью из чёрного железа.

На бортике фонтана сидела ворона и пила тинистую воду. Саак досадливо шуганул её рукой.

– Почему ты молчишь?

– Думаю. – Лазар устало посмотрел в ответ. – Но я всё равно никуда не поеду.

Он знал: у него было ещё несколько дней. Пока Гвидо оклемается, пока позовёт к себе… Ему хватит времени, чтобы усмирить фар-а-аулат настолько, насколько возможно, и подготовиться к обряду дахмарзу: про чародеев-изгнаников он башильерам много не рассказывал. Незачем.

Саак обогнал его на несколько шагов, развернулся. На ходу заглянул ему в лицо.

– Ты что же, – спросил с сомнением, – не боишься?

Брата Гвидо, хал-азарских воинов, пыток, плена? Саак не уточнял, а Лазар только отрывисто пожал плечами:

– Я на своей ноге далеко не убегу. А вот ты – убежишь.

Саак гордо вскинул нос.

– Я не трус, чтобы бросать храм.

– Но и не дурак, чтобы тут оставаться. – Лазар понизил голос. – Слушай… Надо использовать то, что у тебя есть, и не хоронить себя зазря.

Они зашли в другое крыло. Торопясь, Лазар сильнее припадал на ногу, и Саак предложил ему плечо. Лазар отказался: в конце концов, у него была трость. Мраморные стены сменились полукуполом крытой галереи – здесь уже слышались голоса и железный звон. Это был старый обычай: лязгать цепями из чёрного железа, когда казнят ведьму, чтобы ни в кого не вселился её скверный дух.

В галерее царил полумрак, и, выйдя наружу, Лазар прикрыл глаза от солнца. Рассмотрел высокий шест, к которому была прикована Айше Хасамин. У её ног сложили дрова и солому. Говорили, иногда в костёр подкладывали порох, чтобы всё закончилось быстрее, но пороха в их обители не водилось. Здесь это было драгоценностью для пушек, а не милосердием для ведьм.

Столб обступали башильеры. Треть от братии, что собралась бы здесь ещё несколько месяцев назад, но Лазару показалось: толпа – ближе он не пошёл, остановился у дверей. Руку и трость завёл за спину – на всякий случай. Чтобы его, случайно или нарочно, не коснулись пальцем в железном перстне.