Двенадцать железных цепей

Дауф приказал башильерам возле столба сильнее громыхать цепями.

– Стоило задушить её, а не сжечь, – сказал Саак Лазару на ухо. Прозвучало горестно. – Она наш враг, и из-за неё погибло много добрых людей… Но… Не знаю. – Он отвернулся. – Жутко.

Огонь добрался до ступней Айше.

Она закричала, и Лазар опустил взгляд. Без того знал, что будет дальше: как пламя охватит одежду Айше и её спутанные кудри, как оплавится её кожа – смугло-оливковая, со шрамами от пыток, – и как её чёрные глаза лопнут от жара, и в конце концов от неё не останется ничего, кроме костей.

Он изучал утоптанный песок под башмаком, когда Саак шикнул:

– Она смотрит на тебя. – И его следующие слова утонули в крике, хохоте и треске.

Лазар вскинул голову.

Айше извивалась, её ноги горели, и Саак рядом зашептал стихиры – это Лазар слышал урывками. Айше теперь и смеялась, и плакала, и вопила, и от этого закладывало уши. Огонь взлетел по рубахе, перекинулся на волосы. Он лизал столб размашисто, крупными жаркими языками, и братья, стоявшие в первых рядах, отступили.

Железный лязг прекратился – устали. Да и толку? Вместо ведьмы теперь – столп огня. Если дурной дух и был, уже выпарился.

– Ты как? – спросил Саак, пряча нос в рукаве: от запаха жжённой плоти.

Как, как… Как чародей, который привёл на костёр другую чародейку. Лазару казалось, будто он кого-то предал: в груди тянуло, перед глазами стояли то темницы, то чёрные книги, то свет от лампад, косо падающий на лицо Айше. А теперь-то и лица не было – лишь пламя да визг.

Она была великой колдуньей, подумал Лазар. Куда сильнее его.

– Ты молодец, – заявил Саак звучным шёпотом. Отнял от лица рукав, но тут же прижал снова. – Без этого не остановить мор.

Может быть. Только Лазар чувствовал себя падальщиком, который впился в ослабленную львицу, и волок её, волок, пока не убил.

Крики затихли.

– Пойду я. – Лазар взметнул песок носком башмака. – Дурно себя чувствую. – И поспешно добавил: – Но не как при чуме. Просто.

Однако уйти он не успел. Развернулся – и встретился лицом к лицу с Эйлудом.

– Ва-ай, шакал! – Саак взметнул рукой. – Опять подобрался!..

Лазар усмехнулся: тяжко же придётся, когда Саак научится браниться по-иофатски.

– Как ощущения, брат Лазар? – Эйлуд прижимал к носу платок. Судя по голосу, усмехнулся: – Ты человек привычный, да? К вони мертвецов?

– В лекари неженок не берут. – Лазар шагнул в сторону, намереваясь уйти.

– Правду говоришь. – Глаза Эйлуда блеснули. – Так и быть, отдыхай.

И правой рукой хлопнул Лазара по плечу.

Сжал пальцы.

Башильерский перстень впечатался в кожу даже сквозь ткань сутаны, как если бы к Лазару прислонили раскалённый прут. Сердце пропустило удар, но Лазар напомнил себе: держать лицо.

Нужно уметь держать лицо. Как Айше, когда её пытали другие башильеры и когда он впервые сказал ей про дахмарзу. Надо играть свою роль до конца, несмотря ни на что – а раз Лазара уже подозревали, значит, со своей ролью он справлялся не так уж и мастерски.

– Что творишь? – возмутился Саак наконец-то по-иофатски, а Лазар скользнул по Эйлуду нарочито ленивым взглядом. (Брызнут слёзы – нестрашно, у Саака тоже глаза слезились; костёр ведь рядом. Хоть и немного, а всё же дым).

– Про тебя ходят разные слухи, брат Эйлуд, – уронил Лазар, кривясь (и убеждая себя мысленно: разве ж это боль?.. Тогда, у реки, была боль, и сейчас у Айше в открытом пламени – боль, а у него так, баловство). – Что ты в кабаках к кому только не пристаёшь.

Дёрнулся. Вывернулся из хватки. Фыркнул:

– Не пристало башильеру так себя вести.

Не уточнял, как именно, – ходить по кабакам, зубоскалить в разговорах с другими братьями? – и, чтобы не вдаваться в подробности, решительно пошёл прочь.

Глава III. Перед грозой

Чего только не случилось в жизни Ольжаны за последнее время. Побег из Дикого двора, учёба в Стоегосте, нападение чудовища, путешествие с монахом… Юрген бы не удивился, если бы Ольжана изменилась до неузнаваемости, но в итоге поражался, насколько она осталась прежней.

Такая же смешная и опекающая. Дотошная. На первый взгляд, она ничем не отличалась от Ольжаны из Чернолесья – только прибавились шрамы и расковырянные ногти. Юрген говорил с ней взахлёб. Он рассказал ей про встречу с Кажимерой и Малом, про замок Грацека, загадочную Кетеву и дарёный кинжал, режущий чёрное железо, – хотя последним не делился даже с Чарной. Ольжана описывала их с монахом путешествие, Двор Лиц, Сущность из Стоегоста… И только однажды, когда они вдвоём собирали хворост для костра, Юрген понял: нет. Всё-таки в ней что-то надломилось.

Они остались наедине, и Юрген принялся расспрашивать Ольжану о монахе – кто он на самом деле? Как ей вообще пришло в голову путешествовать с настоящим башильером, пусть и знакомым пана Авро? Может, это ещё хуже: пан Авро – хитрый лис… Ольжана тогда обернулась и посмотрела на него таким глубоким взглядом, что Юрген осёкся.

– Давай, – сказала она устало, – ты не будешь думать, что умнее меня?