Загадочное исчезновение Файла не повредила коммерческому успеху фильма. Как только эта история стала достоянием гласности, пресса просто блаженствовала, и даже когда интерес читателей стал слабеть, его легко подогревали снова. Примерно раз в неделю появлялось сообщение, что Файла видели в неком затерянном уголке Земли, полностью потерявшего память, ставшего наркоманом или жертвой Красного Заговора. Бульварные издания изо всех сил раздували тлеющие угольки сенсации. Картина вышла в прокат, умер Сайрус, и пламя снова заполыхало.
Мел и Бетти прочитали в газете о том, что Голдсмит после продолжительной болезни скончался в больнице «Ливанский кедр» и его собираются похоронить на кладбище «Райские кущи», когда были в Сан-Франциско, где готовились провести Рождество с ее родителями. Мел с неприязнью подумал о репортерах, которые наверняка заявятся на церемонию, и решил не ехать, ограничившись тем, что послал особенно роскошный венок.
Название кладбища заставило вспомнить, как они с Голдсмитом стояли на портике дворца-декорации и смотрели вниз, на Аппиеву дорогу, а Сай говорил о том, умиротворение почувствовал, когда выбрал себе склеп, и все в таком духе. Сайрус истово верил, что гранитное сооружение с его именем, начертанным на стене, гарантирует лучшую загробную жизнь, чем просто яма глубиной в шесть футов.
Мел покачал головой. У Сайруса не было семьи, которая оплакивала бы его, единственным в мире близким человеком оставался Мак-Аарон. Наверное, он и руководил приготовлениями к похоронам. Жаль, что Мак не способен устроить такое действо со вкусом и фантазией. Наверняка он проследил за тем, чтобы его друг, словно фараон, погребенный с полным набором всего необходимого для счастливой загробной жизни, был снабжен тем, что, по его мнению, нужно для приятного времяпровождения в вечности — запасом виски, копией «Императора страсти», и даже фотографией гримасничающего Александра Файла в красивой рамочке на стене склепа: напоминанием о финальной победе Голдсмита.
Через несколько дней после Рождества Мел и Бетти выбрались из дома ее родителей, чтобы в первый раз посмотреть фильм. Мел давно уже перестал ходить на свои картины: наблюдать за зрителями, неспособными оценить работу автора, хуже чем сидеть в кресле дантиста и терпеть, когда тебе сверлят здоровый зуб. Но на сей раз на походе в кинотеатр настояла Бетти.
— Мы ведь не поехали на похороны, — с чисто женской логикой рассуждала она. — Это самое меньшее, что мы можем сделать для Сая.
— Дорогая, при всем уважении к Сайрусу, ему уже безразлично.
— Тогда я пойду одна. Не упрямься, Мел! Ты же знаешь — «Император страсти» особенный фильм.
Жена оказалась права. Фильм действительно оказался особенным, и даже шокирующим, правда, из всех зрителей только он один осознал это. Бетти приятно удивилась, когда он предложил сходить на картину еще раз. Пока она сидела в ложе, Мел побежал в вестибюль и позвонил в Северный Голливуд Мак-Аарону.
— Мак, это Мел Гордон.
— Жаль, что ты не смог приехать на похороны, но твой венок…
— Неважно. Мак, я только что просмотрел фильм, и там есть один кадр — в общем, мне надо с тобой поговорить как можно скорее.
Мак-Аарон долго не отвечал.
— Значит, ты понял, — сказал он наконец.
— Точно. Вижу, и ты тоже.
— Уже давно. А Бетти?
— Уверен, она ничего не заметила.
— Хорошо, — сказал Мак-Аарон с явным облегчением. — Послушай, где ты сейчас?
— В Сан-Франциско, у родителей жены. Но я могу к тебе приехать завтра утром.
— Утром я должен пойти на кладбище, полностью рассчитаться за похороны.
— Нет.
— Тогда есть возможность его увидеть. Встретимся ровно в десять. Сторож покажет тебе, как до него добраться.
Пунктуальность всегда была пунктиком Мак-Аарона. Мел опоздал на несколько минут. Мак уже ожидал его на скамье у склепа с надписью «Голдсмит» на массивной бронзовой двери. Само сооружение сложили из грубо обработанных гранитных блоков без украшений и окон. Оно стояло на травянистом холме, возвышавшемся над довольно неухоженным участком, усеянным табличками, которые указывали путь к могилам. В отличие от новых модных кладбищ вокруг Лос-Анжелеса, «Райские кущи» выглядели как настоящее место последнего пристанища.
Мак-Аарон подвинулся, освободив место на скамье.
— Сколько раз ты видел фильм? — начал он без всяких предисловий.
— Дважды.
— Только-то? Быстро же ты схватил!
— Простая арифметика, — сказал Мел, с удивлением отметив, что чувствует себя так, словно должен едва ли не оправдываться. — Шесть уже использованных статуй, запертых там, где хранится реквизит, плюс еще шесть, показанных в панораме коридора. И одна в мастерской — та, которую разбил комиссар. Получается тринадцать статуй. Не двенадцать. Тринадцать.