— Нет, он растаял безо всякого толка. И не думайте, что это стало сложным выбором. Мой дед умер, когда мне было семь. Упал с лестницы, ведущей на чердак, и сломал позвоночник. Он хрипел, лежа на полу, изо рта текла кровь, но старик улыбался. Говорил не о боли, не обо мне, а том что, наконец, идет в погоню за своим кусочком сахара. Я плакал, позвонил родителям, но моя мать, которая могла его спасти, просто велела набрать номер скорой помощи.
— Почему?
— Она боялась разгневать мужа, применив свои способности. Впрочем, неважно, — сказал Снейп. Он явно старался не говорить Саше Джонс о своей магии. Она не перешагнула эту грань доверия? Ну, спасибо, что он хоть что-то говорил. Ты кивнул, умоляя продолжить. — Когда я стал жить у родителей, все изменилось. Не знаю, кого я ненавидел больше — их или дедушку за то, что тот оказался таким хрупким. А может, мне казалось ужасным то, как мало я значил для него. Он ведь ушел от меня почти с радостью, даже зная, в каких дерьмовых обстоятельствах оставляет. Но в память о нем моя первая любовь сразу была признана единственной. Не назови я ее таковой — не смог бы хоть немного оправдать человека, который меня предал.
— Эта женщина…
Снейп рассматривал свои руки.
— Девочка, потом девушка, женщина совсем недолго и точно не со мной. Она никогда меня не любила. Нас с ней связала ниточка похожести в своем отличии от других. Только она была здорова и открыта миру, а я уже заражен собственной ненавистью к нему. Было понятно, что ничего не выйдет. Даже когда мы шли рядом и я держал ее за руку… В общем, надеюсь, что вы этого не понимаете. Ужасно, когда ты с макушки до кончиков пальцев — чей-то, а тебе самому ни черта не принадлежит. Она меня даже не бросила. Вещи, в которых не нуждаются… Их не бросают, а просто оставляют в прошлом. Ей не было больно. Она отказалась меня понимать, а я так и остался со своим куском сахара в руке. Он растаял, пальцы стали липкими. Это было ужасно неприятно, а то, что тебе не нравится, исчезает медленнее, чем хорошее. Я никогда не мог забыть это ощущение, вычеркнуть ее из памяти. Сначала надеялся, что однажды отмоюсь от этого чувства, но, сколько бы воды и времени ни утекало, оно оставалось со мной. Потом она умерла. Стало одновременно не за что и не с чем бороться.
Саша Джонс не имела права знать правду.
— Давно?
Снейп кивнул.
— Очень. Я стал одной из причин ее гибели. Не спрашивайте про степень вины. Тогда, сейчас, завтра — в общем, всегда я буду считать ее абсолютной.
Ты не готов был принять это.
— Вы нажали на курок?
Профессор покачал головой
— Нет.
— Лично ее прикончили?
— Нет.
Наверное, стоило именно сейчас послать его к психоаналитику, а хотелось на хрен. Что ты и сделал.
— Тогда о какой абсолютной вине может идти речь? — Если ты что и заметил, пребывая в теле женщины, так это то, что девушки — не дуры и прекрасно понимают, когда их хотят, под какой бы мишурой слов это желание ни пряталось. — Что касается вашего куска сахара… Ее чашка знала, что он есть. Может, просто нашла повод не добавлять его к своему лимону. Думала ли она, что все так серьезно, и он растает, а вы годами будете размазывать его по пальцам? Я не знаю, черт возьми! Только нельзя предполагать, что ей было все равно, вы же любили хорошего человека, а не садиста. — Ты не ему признался, а себе. — Вот я тоже любила. Мне казалось… Один раз что-то тюкнуло в темечко — и я поплыла. Все было неловко, но совершенно искренне. Случайные встречи, паника, потные ладони… Он чувствовал то же самое. Смущался при виде меня, но девушку выбрал умом, а не дрожащими коленками. И правильно. Та его подружка была очень классной, но вскоре она погибла и сразу превратилась в лучшую в мире. Уже не могла совершить ошибок, а значит, стала идеальней. Я пробовала встречаться с тем парнем, но поняла: мне не допрыгнуть до той планки, что установила его потерянная правильная любовь, да и не хотел он этого. Потому что все фигня. Его коленки недостаточно по мне дрожали, да и та девушка была лишь символом. Та ваша подружка отгрызала углы у пакетов? Ела помидоры в библиотеке? Нет? Да вы просто не знаете ответа, и можете думать о том, что вам нравится. А я больше не хочу прыгать, поэтому второй раз выбирала умом, только ничего не делала, пока сердце не догнало моих представлений о том, какие отношения будут правильными. Но это тоже ошибка! Тому, кого знаешь и ценишь как друга, веришь абсолютно. Но что делает любовь? Она вносит в ваши отношения секс. И если по каким-то причинам ты не можешь трахаться, ваш карточный домик распадается. Любовь рушит то, на чем выросла. Дружба исчезает. Уже и вера в тягость, и надежды никакой. Так что не так с моим сахаром? Его еще не было или он где-то растаял, а я тем временем опрокинула нужную чашку? Или вы скажете, я не способна чувствовать вовсе, любить правильно, и на мне пора ставить крест? Не хочу недооценивать свои чувства, но и переоценивать их бессмысленно.
Снейп хмыкнул.