Эльфы приспособились к ночной жизни в результате мутации. И это предопределило некоторые особенности эльфийской культуры. К примеру, отсутствие окон в их домах. Да оно и логично: дома предназначены для того, чтобы спать. Спят эльфы днем, а свет им спать только мешает. Нелепо же ночью освещать дом через окна звездным светом. Никита подумал даже, что именно ночной образ жизни мог предопределить появление магии у эльфов. Потому что даже их острейшее зрение в облачную ночь могло оказаться бессильно. Ночные звери в таких случаях полагаются на слух, обоняние и усы-вибриссы, не дающие им ткнуться носом в дерево или камень. Из всего этого у эльфов был только слух. И неустойчивая ходьба на двух ногах вместо звериных четырех. В таких условиях человек неизбежно напрягается, пытаясь уловить любую информацию об окружающем, как бы мала она не была. И эльфы, очевидно, не отличаются в этом от людей. А сенсорный голод и напряжение помогают проявить, заметить самые слабые проявления магии, прежде всего магического зрения, которым Никита овладел в тоннеле. Он даже высказал свою догадку вслух и увидел интерес в глазах Ербола и одобрение в глазах Ани. Маг не мог ни подтвердить, ни опровергнуть его идею. Он рассказал лишь, что хотя эльфы могут ориентироваться по эху, подобно летучим мышам, но это работает только для сравнительно крупных препятствий. Потому что диапазон слуха и голоса эльфов немногим отличаются от человеческих. Камни на дороге или небольшие деревья в лесу они так различить не могут. Так что способность к магическому зрению, или прямому информационному резонансу, как это определил когда-то Ербол, весьма распространена среди них и имеет большое значение. На самом деле эта способность настолько частая, что даже не считается магической. Магом у эльфов становится лишь тот, кто может сам воздействовать на живые и неживые объекты.
Племя приморских эльфов сильно отличалась от остальных. Когда-то малочисленное, оно вынуждено было под давлением других племен постепенно отходить в места, которые древние легенды эльфов связывали со злом и смертью. Возможно, эти легенды имели под собой основание — удар астероида создал неблагоприятную для жизни среду. Нет, не радиацию, этот миф конца двадцатого века, а химию. Страшный взрыв вывернул на поверхность глубинные породы, богатые тяжелыми металлами. Однако постепенно жизнь сделала свое дело: ядовитые атомы были похоронены в толщах осадков или связаны в безопасных соединениях. Так что легенды преувеличивали опасность: племя находило новые богатые угодья. Но потом другие племена напирали и слабое племя шло дальше. Так продолжалось, пока племя, перевалив горы, не уперлось в море. Отсюда уходить им было некуда, да и другие племена не последовали за ними: лесные эльфы не любили гор и панически боялись моря. На узком склоне условия жизни резко отличались от привычных лесов. Несмотря на пышную растительность, высокие деревья не могли тут выжить из-за бешеных зимних ветров. Охота тоже не могла прокормить на узкой кромке. Рыболовство эльфы так и не освоили из-за присущей этому пещерному племени агорафобии и неприязни к водным пространствам. Но они первые из эльфов освоили земледелие, их маги первыми научились работать с неживыми предметами и, вдобавок к давно известной силе жизни, стали использовать силу смерти для разрушения твердых предметов. Приморские эльфы единственные из эльфов строили дома из камня — дерева в этих местах не хватало, да и недолговечно оно оказалось в сыром климате. Это сейчас, в разгар лета, можно было радоваться буйной зелени и тихой теплой погоде. А зимой стылые моросящие дожди чередовались лишь с ураганами. Работа с камнем, обработка полей требовали инструментов, и приморские эльфы единственные самостоятельно освоили металлы. Остальные эльфы научились выплавлять и обрабатывать металлы уже от людей, гораздо позже. Удивительные террасные поля и система водоводов были созданы эльфами для прокорма растущего населения. И рос на залитых водой террасах не рис, как подумал вначале Никита, по аналогии с Землей, а какой-то вид фасоли. Это растение, как и земные бобовые, могло усваивать азот из воздуха, обогащая им уже не почву, а воду. А эта вода, стекая вниз, использовалась для полива и удобрения нижних полей уже со злаками и овощами. Удивительная биосистема была потрясающе эффективна и требовала для ухода за ней не так много труда, как земные рисовые поля.