Дверь в полнолуние

Марьяна позвала его, и ей показалось, что веки чуть дрогнули, но рука, которой она торопливо коснулась, была холодной и влажной. Она зачем-то оглянулась на кровать: нечего и думать, что, даже учитывая аскетичную худобу и жилистость Русселя, ей удастся дотащить его.

Марьяна выпрямилась и шагнула назад – под ее нарядными туфельками что-то резко хрустнуло, и она неожиданно ужасно испугалась… Бегом бросилась в коридор, взлетела на второй этаж, беспорядочно забарабанила в двери и, кажется, плакала.

Одна из дверей оказалась не заперта, и Марьяна ввалилась в чужую спальню. К ее ужасу, это оказалась комната Арни, и он, кажется, пытался задержать ее и Марьяна в какой-то безумный миг подумала, что он решил, что это она к нему пришла, и забилась в его руках. В комнате почему-то оказалась совершенно перепуганная Дорис, и Марьяне удалось вырваться.

Она слышала, как ее звал кто-то, но времени у нее было мало. Марьяна сбежала вниз, ринулась на свет, падающий в коридор.

Нет, ничего не изменилось.

Уже зная, что сейчас все придут, и помогут, и прекратится этот ужас, она прижала ухо к рубашке Русселя и почувствовала странную, дикую радость: сердце билось! Нет, точно, она не ошиблась!..

Она вдруг подумала, что когда-то уже видела все это: и распростертое тело на полу, и видела эти легкие подрагивания век, и ощущала холодную, влажную кожу. Мадам Луиза! Конечно, именно так начинался у нее приступ, связанный с падением сахара в крови!

Марьяна глянула на столик – мигом плеснула в чашку еще тепловатой воды из фарфорового чайничка, щедро сыпанула сахара – вернулась к Русселю, приподняла его голову и попыталась напоить его сиропом.

– Миленький, родной, ну помоги же мне, – бормотала она. – Надо выпить, обязательно надо!…

– Что здесь происходит?! – в дверях возник Генрих Фогель. Он наклонился к Русселю. – Что с Максом?

– Я не знаю. Когда я вошла, увидела, что он лежит без сознания.

– А что вы ему даете? – с подозрением спросил Генрих, глядя на мокрое пятно, расплывающееся на рубашке друга.

Марьяна смутилась.

– Это – просто сироп. Похоже на кому, у моей подруги это довольно часто случается. Мы все знаем, что нужно делать в подобных случаях, и даем ей выпить сладкого чая до прихода врача. Да, – ахнула она, –что же это я, вызовите, пожалуйста, скорую, и предупредите, что это кома, пусть поторопятся.

Генрих опустил трубку на рычаг, и Марьяна попросила его:

– Подержите голову, я попробую дать еще сахар.

– А вдруг ему это вредно? – все еще с подозрением спросил он. – Никогда не слышал, чтобы у Макса был диабет.

Она нетерпеливо замотала головой:

– Да посмотрите сами. Когда я вошла, он лежал на полу без сознания, и как-то странно мелко дрожал. А сейчас дрожь почти прошла. Как хотите, а сахар я ему дам! – почти враждебно заявила Марьяна. –Доктор предупредил меня, что если не дать сахар вовремя, мозг может погибнуть. И неизвестно, сколько он вот так пролежал.

Генрих торопливо припомнил:

– Час, не больше! После вашего ухода Дорис попыталась высказать еще кое-что, но ее уже никто не слушал. Я проводил Ингрид к себе. Беседа не клеилась, и вскоре все разошлись. Мы с Максом расстались около двух. Мне не спалось. Ваш крик и шум в соседней комнате я услышал минут пять назад, то есть прошло никак не больше часа..

– Я не знаю, много это, или мало, – виновато сказала Марьяна. – Знаю только, что это очень плохо.

Теперь Генрих и сам увидел, что дыхание Макса стало ровнее. Однако, в сознание он не приходил.

Видимо, Арнольд все-таки что-то понял из сбивчивых криков Марьяны, потому что сообразил поднять сыновей Русселя. В комнату влетел Макс, на ходу натягивая рубашку. Следом за ним спешили Адам и Арни.

За дверью Марьяна увидела плачущую Дорис. Кажется, она боялась войти.

Макс склонился над отцом, сжал его безвольную руку. Он горестно запрокинул голову и пробормотал:

– Папа, папа, только не уходи! Господи, мне так много надо было тебе сказать. Я так и не успел.

Адам, после разговоров и семейной ссоры, видимо, выпил еще, потому что он сидел в кресле, потерянно опустив плечи.

Решено было не вызывать Марту, и Макс сам встретил врачей.

Генрих выгнал всех из комнаты, осталась только Марьяна. Она сбивчиво рассказала, как обнаружила Макса Русселя лежащим без сознания, и призналась, что дала ему сладкий чай.

Врач, молодой коротко стриженый парень с военной выправкой, сноровисто выслушал сердце, измерил давление и, после слов Марьяны, вынул коробочку глюкометра.

– Так и есть, сахар очень низкий.

Он сломал ампулу, набрал лекарство в шприц, и медленно ввел его в вену Русселя.

– Как давно он наблюдается по поводу диабета? – буднично спросил он.

Генрих пожал плечами:

– Я даже никогда не слышал, чтобы Макс обращался к врачам.

Веки Русселя дрогнули, но сознание так и не вернулось. Впрочем, дыхание его стало глубже, и Марьяна почувствовала облегчение. Внутренняя дрожь, сотрясавшая ее, стала тише.

Парень поднял на Генриха глаза:

– Странно, очень похоже, что он получил дозу инсулина, и именно это могло вызвать такое резкое падение сахара в крови.

Он поднялся, кивнул помощнику, и тот вызвал из машины санитара.