Дверь в полнолуние

– Послушай, Адам, если Дорис и не права, вам нужно разобраться в этом без свидетелей.

– Карл, мне очень жаль, но со свидетелями или без – к этой женщине я больше не прикоснусь. Кроме того. Арни, во сколько Дорис пришла к тебе?

– Незадолго до того, как поднялся этот шум. Ну, может, минут за десять. В общем, мы были наедине всего несколько минут.

– Это меня волнует меньше всего. А только в комнате Дорис не было уже в четверть третьего. – Он навис над ней: – Ты будешь придумывать что-нибудь еще, или расскажешь правду?

Лицо Дорис пошло пятнами, глаза забегали.

– Я. Я просто выходила в сад. Не могла уснуть.

– Я же просил, – поморщился Адам. – Роджера сегодня выпустили в сад. Мы с Максом закрыли его в вольере перед приездом врачей. Всем в семье известно, что собак ты боишься просто панически. Поэтому я спрошу тебя снова: где ты была?

Дорис закрыла лицо руками:

– Клянусь, я просто хотела поговорить с ним! Я ничем его не колола, мне это и в голову бы не пришло!

Генрих хмуро спросил:

– Когда ты вошла, Макс уже был без сознания?

Она судорожно помотала головой:

– Я хотела уговорить его изменить условия. И даже решилась объявить ему о том, что беременна. – она глянула на Адама и затравленно сказала: – Ну, почти беременна. Однако, моя новость не произвела на него особого впечатления. Мне даже показалось, что он не слышит меня. Такое впечатление, как будто он был пьян! Если бы я сама не видела, что он почти ни к чему за ужином не прикоснулся. Он неожиданно поднялся, пошел куда-то в спальню, потом неловко повернулся и упал. Я несколько раз позвала его, но он не отозвался. Он лежал, как мертвый! Я ужасно испугалась. Подумала, что не смогу объяснить, как оказалась в кабинете в такой час. В общем, я тихо вышла из комнаты. К себе идти не смогла, именно поэтому я оказалась у Арни. Мне хотелось быть с кем-то, а Адам. В общем, он за обедом выпил, а потом еще добавил. И вообще, я думала, что он спит.

Карл потрясенно спросил дочь:

– Дорис, ты ведь не могла не понимать, что Максу нужна помощь, почему ты не позвала никого, не разбудила меня, наконец?!

Дорис передернула плечами:

– Я была уверена, что он умер. А лишние вопросы – они мне ни к чему!

Адам усмехнулся.

– Ты оставила отца одного, в бессознательном состоянии и без всякой помощи! Если бы не Мари.

Дорис упрямо наклонила голову:

– Можешь думать, что хочешь. Только мне бы и в голову не пришло делать ему укол. Я просто не умею этого! Как-то в школе у меня брали кровь из пальца, так я сознание потеряла!

Карл угрюмо подтвердил:

– Это правда. Я понимаю, что Дорис поступила ужасно, но укол она сделать физически не могла.

Дорис подняла глаза на Марьяну и недобро процедила:

– А почему, собственно, никто не интересуется, что она-то делала в кабинете отца в такое время!

Марьяна смутилась:

– Я просто спутала комнаты. В коридоре был полумрак, а я была там всего один раз. И я сразу поняла, что ошиблась, и хотела уйти, но увидела мсье Русселя.

– Вот, вот! А с учетом того, что она ушла раньше всех, и, единственная, не знала, что отец оставил все документы без изменения. Вам понятно? Да она просто не хотела допустить, чтобы утром отец Адама изменил распоряжения! И она сама говорила, что ее мать – врач, то есть уж со шприцами и уколами она с детства имела дело!

Марьяна вспыхнула:

– Я сама отказалась от этих денег, сама, и мне вовсе не нужно было никого травить!

Генрих укоризненно сказал Дорис:

– Если бы Мари сделала это, зачем бы ей понадобилось поднимать шум?

– Ну, я не знаю. В конце концов, думаю, что и без нее многим была выгодна смерть Макса Русселя. Подумайте сами! И Адам, и Макс были недовольны распоряжениями отца, уж я-то знаю.

Адам поднялся и навис над ней:

– Ты в уме? Ты хочешь сказать, что я или Макс хотели убить отца?!

В этот момент от двери раздался голос Ингрид:

– Что здесь происходит? Почему никто не спит? – Она встревожено смотрела на всех. – Я увидела яркий свет в окнах первого этажа и решила спуститься. Не понимаю, что происходит? И кого хотели убить? Генрих шагнул к ней, но Дорис опередила его, громко и с вызовом сказав:

– Макса Русселя кто-то отравил!

Ингрид с тревогой посмотрела в лицо отцу и неожиданно тонким голосом спросила:

– Папа, что – это правда?

Генрих кивнул, и она покачнулась, закрыла лицо руками:

– Боже мой, боже мой! Если он умрет – я тоже не хочу жить. Господи, я ведь так и не сказала ему, что по-прежнему люблю его, и всегда, всегда любила.

Генрих усадил ее в кресло, с тревогой оглянулся. Марьяна поняла, налила в стакан воды и подсела к Ингрид.

– Выпей, и не плачь, пожалуйста, врач вовсе не сказал, что все так плохо. Там с ним Макс, и он обещал позвонить, как только что-то прояснится.

Зубы Ингрид выбили дробь по стеклу стакана, но она послушно глотнула воду. Схватила Марьяну за руку:

– Как это произошло?