Дверь в стене

После некоторого молчания Голам вернулся к тому, что занимало все его мысли, и произнес, разглядывая свои перстни:

– До англичанина не было у нас нервных и старых раджей.

Итак, все это случилось еще до прибытия сейфа. А прибыл он в сундуке, какого прежде не видывали в Гималайских горах. Для слона он был слишком тяжкой ношей даже на равнине. Много дней груз находился в пути. В Аллапуре собралась целая толпа зевак, чтобы поглазеть, как сейф повезут по железной дороге. А в горы его поднимали слоны и огромное количество людей. Когда же этот сундучище открыли в приемной зале, внутри оказался огромный железный ящик. Молва гласила, что его выковали английские колдуны специально по заказу раджи, чтобы хранил тот свое сокровище во дворце и спал спокойно. Сейф был столь прочен, что об его углы сточились бы самые крепкие пилки, и столь надежен, что, пальни в него из пушки, ничего бы ему не сделалось. Запирался он на волшебный замок. Было некое слово, не известное никому, кроме раджи. Этим-то словом да маленьким ключиком, что висел у раджи на шее, и отпирался замок, а иначе – никак.

Раджа приказал встроить сейф в стену комнатки позади приемной залы. И ревниво наблюдал за работой. А после стал наведываться в комнатку каждый день, и, когда возвращался, глаза его блестели.

– Сокровища пересчитывает, – говорил Голам Шах, стоя за пустым троном.

С той поры раджа переменился. Дотоле хитрый и уклончивый, он стал вспыльчивым и прямолинейным. Суждения высказывал резкие, а вскоре приближенные заметили в его действиях несомненные признаки скупости. Более того, к радости Голама Шаха, раджа невзлюбил Азима Хана. Как-то раз принялся распекать его в приемной зале и необычно хриплым, но уверенным голосом не единожды повторил, мол, у Азима Хана жалкая душонка, которая и пол-анны[133] не стоит.

А когда в эти закатные дни правления раджи к нему приезжали купцы, он уединялся с ними в сокровищнице и говорил так тихо, что в приемной зале никто не мог ничего разобрать. Голам Шах, Азим Хан и примкнувший к тайному собранию Самуд Сингх обсуждали эти визиты с затаенной радостью.

– Там и вправду сокровище, – утверждал Азим. – Путники у колодца сказывали. Тибетские торговцы прослышали о богатствах и прибыли сюда с драгоценным товаром, а после уехали, никому ничего не сказав.

То и дело немой негр с равнин привозил радже тайные посылки.

– Новая драгоценность, – шептались в городе.

– Пчелка тащит мед в улей, – сказал Азим Хан, наследник раджи, сидя в покоях Голама Шаха. И поскольку был слишком труслив для заговорщика, добавил: – А мы подождем, подождем.

Даже некие странники с Декана[134] подробно сказывали о рубинах и сокровищах раджи. Однако тот был столь осторожен, что ни Азим Хан, ни Голам Шах ни разу не видели растущие груды драгоценностей в сейфе.

Раджа всегда наведывался в комнатку один и запирал дверь на два замка, прежде чем приблизиться к сейфу и произнести волшебное слово. Министры, советники и стражи за занавешенной дверью, переглядываясь, изо всех сил напрягали слух.

Изменилась не только манера раджи вести государственные дела, но и его внешность.

– Стареет. Да так быстро! Время почти пришло, – шептал Самуд Сингх.

Руки у раджи дрожали, походка бывала нетвердой, и память странным образом подводила. Идя из сокровищницы, он крепко хватался за занавесь, а на ступенях трона спотыкался.

– Глаза уж не те, – говорил Голам. – Глядите! Тюрбан набекрень. Сонный по утрам, еще до жары. И рассуждает, что дитя неразумное.

Было больно видеть, что резко дряхлеющий старец управляет целым народом.

– Он так еще с десяток лет протянет, – сетовал Голам Шах.

– Сокровища копит, а войску своему не платит! – возмущался Шер Али в караульной.

Это стало началом конца.

Умами воинов, мулл и евнухов завладела мысль о сокровище. Почему раджа не приказал закопать его понадежнее, как в свое время сделал его отец, и не расправился собственноручно с теми, кто исполнял приказ?

– Этот копит, потому что предыдущий раджа когда-то и его тоже провел, да только жизнь ему богатства не спасли, – со смешком сказал Самуд.

Голам Шах тем временем укреплял мятежные настроения: то там то сям шепнет, что, мол, вон у раджи какие сокровища, я сам видел.

Дворцовый переворот произошел неожиданно и быстро. Было условлено, что, как только старый одинокий раджа испустит дух, будет подан сигнал выстрелом из решетчатого окна гарема, и протрубят горны, и на площади перед дворцом сипаи[135] выстрелят из пушки в воздух. Убийство свершилось в темноте, если не считать маленького красного светильника в углу. Азим встал коленом на мертвого кузена, схватился за мокрую от крови бороду и для надежности перерезал ему горло. Это было так просто! И почему он столько ждал?! Азим вскинул в воздух руки, обагренные горячей кровью, радуясь тому, что наконец-то он – раджа, и по длинной галерее, освещенной слабым лунным светом, поспешил за Голамом, Самудом и евнухами в приемную залу.