Дверь в Зазеркалье. Книга 1

Сергей отчётливо помнил каждое мгновение того странного сна. Во рту остался даже вкус травинки, которую он жевал, глядя на пирамиду. Он помнил тёплое прикосновение оранжевой волны. Он знал, что за этим прикосновением в доли секунды последовало что-то очень важное, что навсегда изменило его, но как ни напрягал Сергей свою память, он так и не смог понять, что же это было на самом деле. Дальше следовал провал, тьма и яркая точка на фоне абсолютно черного пространства.

Вскоре небо на востоке стало светлеть. Близилось утро нового дня. Сергей поднялся и пошёл спать. Он уснул мгновенно, так и не поняв, что в последние часы даже не вспомнил о вечернем происшествии.

Проснулся Сергей поздно. Нежаркое солнце середины августа стояло уже высоко над головой. Он наскоро поел оставленный матерью завтрак и короткой нижней дорогой пошел к Донцу.

Старая часть города располагалась на пологом склоне огромной балки, размытой древней рекой. В настоящее время по её дну струился довольно широкий ручей, который питали бесчисленные родники с прозрачной ледяной водой. Здесь же проходила железнодорожная колея, соединяющая стекольный завод со станцией сортировки, и в одиночестве стояли дома путейских рабочих.

Другой склон балки был крутым, высоким и назывался Бугор. Левая часть его, если смотреть со стороны завода, была издавна обжитой. Туда вела мощёная отшлифованным за долгие годы булыжником дорога, соединяющая город с такими же небольшими шахтёрскими городками и посёлками. Правее, рядом с домами, располагалось старое городское кладбище – основная местная достопримечательность. За ним, вплоть до реки, тянулась бескрайняя донецкая степь, покрытая выбеленными на солнце камнями, жёсткой травой и редким низкорослым кустарником, растущим в низинах.

Сергей медленно поднялся наверх по тропинке, светлая нитка которой отчётливо выделялась на фоне желтоватого суглинка. Степь, изрезанная шрамами неглубоких оврагов, зыбко струилась в знойном полуденном мареве. Дождей давно не было, и высохшая земля покрылась сетью глубоких трещин. Вдали, нарушая однообразие пейзажа, виднелся чёрный прямоугольный копёр над заброшенным вентиляционным шурфом.

Древняя балка рассекала высокий правый берег Донца, образуя на выходе к реке уступ, на котором начинался лесной массив, тянущийся вверх по течению. На самой высокой точке уступа виднелся неглубокий старый раскоп. Он помнил, как однажды сюда в начале лета приехали археологи. Они долго копались в земле и таки нашли стоянку доисторических людей. Любопытные мальчишки с интересом наблюдали, как из-под кисточек и лопаточек археологов медленно проявляется скелет уложенного на бок с поджатыми под себя ногами и руками давным-давно умершего человека. Возле него обнаружили несколько глиняных горшков, заполненных когда-то пищей, которой этот человек должен был питаться в другом, загробном, мире. Так объясняли пацанам молодые бородатые учёные.

Он сел на краю уже осыпавшегося раскопа, задумчиво жуя горьковатую травинку. За рекой до самого горизонта растекался тёмно-зелёный лесной массив. Слева её пересекал железнодорожный мост, за ним, чуть правее, виднелись трубы далёкого химкомбината. У моста вытекала из леса небольшая уютная речушка, сверкая на солнце сквозь тонкий слой воды ослепительно белым песчаным дном. Разбившись на узкие протоки, она впадала в Донец, образуя пляж. Справа в летнем мареве слабо просматривались жилые дома нового строящегося города.

Над всей этой удивительно мирной картиной висело в бледно-голубом небе ласковое летнее солнце и согревало своими лучами и реку, и лес, и невидимых сейчас людей. Дышалось здесь всегда легко и свободно.

Как не пытался Сергей забыть вчерашнее, оно напоминало о себе всплывающими в памяти обрывками фраз и картин. Снова и снова виделись ему ритмично двигающаяся рука под белыми трусиками, Анечка, смотрящая на него пустым взглядом, летящая в лицо нога в грязном ботинке … Сергей встряхнул головой, отгоняя навязчивые видения. Так, что же не так в его жизни? В чём кроется его ошибка?

Сергей рос, воспитываясь на книжных представлениях о человеческих ценностях. Так сложилось, что ему в своей короткой жизни, по сути, впервые пришлось столкнуться с настоящим насилием. И весь его внутренний мир, построенный на идеальных моральных установках, в одно короткое мгновение рухнул. Осталась только ноющая боль в душе, глубокое чувство унижения и растерянность.