Двери открываются

Одновременно с этим, на другом конце города, шестидесятипятилетний полноватый мужчина в очках с толстыми линзами подпрыгнул на своём стуле, и сердце его забилось так, что он испугался инфаркта.

– Не может быть! – закричал он. – Нет, надо всё проверить, это просто невероятно… Нет, всё верно… Карту извлекли… Карту извлекли! Лиза! Лиза!

Его жена влетела в комнату.

– Костя что такое? Тебе плохо? Самопомощь…

– Лиза, у него получилось! Владимир Иванович был прав! Лиза, почти сорок лет, представляешь, тридцать четыре года, если быть точным, и он смог! Третий уровень доступа, я думал, надежды нет. Думал, что я зря все эти годы следил, напрасно ходил тогда, восстанавливал питание… Сейчас-сейчас, подожди, дай собраться с мыслями…

– Костя, что ты такое несёшь? У кого получилось, какой третий уровень доступа?

– Я потом всё объясню. Сейчас надо готовиться. Скоро случится что-то совершенно необыкновенное, и нам очень повезло, что мы дожили до этого момента. Как жаль, что нам уже так много лет… Иначе я бы сейчас сам… Но нет, надо готовиться. Думаю, от трёх до пяти часов. Лиза, скоро этого ничего не будет! Ни трансляторов, ни саморегистраторов, ни закрытых дверей, представляешь, ничего! Мы будем свободны!

И Константин Федорович, по старой привычке отгрызая по кусочку ноготь на большом пальце, начал готовиться стать свободным.

5

Борис вышел из парка, и автоматическая дверь заблокировалась у него за спиной. 16:00. Время возвращаться домой. Но он почему-то стоял у ворот и не мог заставить себя сделать первый шаг. Несколько людей прошли мимо, и Борис заволновался. Он внимательно осмотрел их, но не увидел ничего, кроме обычных прохожих, прогуливающихся рядом с парком. Но одна фигура привлекла его внимание. Это была старушка, и Борис понял, что она напоминает ему Юлиану Павловну, такая же маленькая и сухая, чуть сгорбленная и немного сутулая, с аккуратно причёсанными седыми волосами. Борис стоял и смотрел на старушку, как вдруг заметил, что она направляется к нему. Бежать было некуда, и он стал лихорадочно рыться в рюкзаке, как будто забыл, или проверял что-то. Старушка приблизилась, сдвинула на нос свои не лишённые элегантности очки и внимательно посмотрела на него.

– Молодой человек, а вы случайно не Борис? – неожиданно спросила она.

– Что, простите? Кто?

– Не Борис, говорю?

– Н-н-нет, не Борис.

– Ну здравствуйте, не Борис. А я не Надежда, как там меня… Петровна? Константиновна? Васильевна? А, впрочем, какая разница? Будем не знакомы. Я, видите ли, два раза в год сюда прихожу, пока ноги держат, но в первый раз вижу кого-то у этих ворот. Зачем прихожу, спрашиваете? А я и сама не помню. Всё жду кого-то… То ли Бориса, то ли не Бориса. А зачем он мне, я и сама не знаю. Понимаете, мне стёрли память. Пришли домой, забрали в какое-то страшное место и долго стирали, стирали, стирали… Вот, посмотрите, – и она показала Борису свои руки с торчащими в разные стороны пальцами, как будто переломанными в нескольких местах, – Я не помню, что я им тогда говорила, но, кажется, они остались довольны. И в благодарность лишили меня воспоминаний. Но какого-то Бориса, нет, Владимира, нет, всё-таки, наверное, Бориса, я ещё помню. И это место… Как будто что-то тянет меня сюда каждый раз, когда открываются двери. И я иду, а что мне остаётся делать-то? И вы, молодой человек, наверное, поэтому пришли. Что-то позвало вас, да?

– Нет, я просто гулял. Знаете, я уже пойду, – стараясь не показывать раздражения сказал Борис, – Мне голосовать надо.

– Ну идите, молодой человек, голосуйте. Ноги-то есть, так чего же не ходить. И я пойду, мне тоже пора. Так и не дождалась. Ну ничего, потом ещё приду. Если доживу, конечно.

Нужно было прибавить шаг, время поджимало. Потихоньку начинало вечереть. Старый университетский парк с маленькой вырытой Борисом ямкой остался далеко позади. Неровный асфальт казался мягким и каким-то липким, как будто хотел замедлить его шаги, заставить задуматься о чём-то важном, или не важном: о том, что постепенно подходит к концу этот тёплый сентябрьский день, которого он боялся, о том, что в квартире его ждёт Аня, котрой нужно будет сообщить трагическую новость, о том, что, уходя из дома, он забыл проверить новые заказы, о том, что теперь уже никто не ворвётся в его комнату с надоедливыми, но, вобщем-то безобидными разговорами. О том, что его жизнь уже никогда не станет прежней. Или станет?