Двести третий день зимы

И потянула за собой к прозрачной коробке, обклеенной одинаковыми агитплакатами. На них строгая женщина в белом костюме придерживала дверцу белоснежного же холодильника, а по контуру шел призыв. Он повторялся и повторялся, ломаясь по углам: «не размораживай, а сохраняй, не размораживай, а сохраняй, не размораживай, а сохраняй».

– Околеем мы так. – Тая пыталась натянуть шапку до самых глаз, но та тут же снова поднималась, оголяя лоб. – И неизвестно, когда сюда приедет какая-нибудь колымага. В такую-то погоду.

Дорогу заметала поземка. Видимость снижалась с каждой минутой, рассмотреть получалось лишь завихрения снега в мутном воздухе. Холод становился плотным и обволакивающим. Нюта уже почти не чувствовала ног ниже колена, а все, что выше, пылало и покалывало одновременно.

– При оранжевом уровне опасности ничего не ездит. Типа, нельзя мешать естественному восстановлению покрова, но на самом деле у них тупо ломается техника, – вспомнила она. – А холодовик сказал, что оранжевый как раз и объявили. Короче, ничего не приедет.

– Пиздос, – подвела итог Тая.

– Ну, можно попробовать пешком…

Нюта примерно представляла, куда им идти. Как раз до Рижского – и дальше, дальше, дальше, почти до бесконечности.

– С ума сошла? Занесет на полпути… – Тая смахнула снег с ресниц и решительно шагнула с остановки прямо на дорогу.

– Ты куда?

Но она не ответила. Прошла, оставляя глубокие следы, до потухшего светофора. Светофоры уже давно работали через один, и этому, похоже, не повезло. Посреди снегопада Таю было видно с помехами, но Нюта разглядела, как она, приблизившись к столбу, жмет кнопку, та не вспыхивает, да и не должна, и Тая жмет еще раз. Без результата. Ветер почти срывает шапочку с ее головы, она ловит ее одной рукой, а второй достает из кармана телефон. Все это – медленно, через силу, будто бы метель сделала воздух вязким, а движения – тяжелыми. Нюта различала покрытую обмороженным румянцем щеку и пунцовые пальцы, которыми Тая набирала что-то на телефоне. Наконец она сорвалась с места и побежала к остановке, пригибаясь от ветра.

– Пальцы отморозишь, – озабоченно пробормотала Нюта, не зная, чем помочь, но Тая замахала на нее рукой в перчатке.

– Здравствуйте! – громко сказала она в телефон, прижатый плечом к уху. – Не работает кнопка вызова зеленого сигнала. Написано: «ждите»! Вот я и жду-пожду. Как думаете, дождусь? Номер светофора семь-восемь-дробь-два-шесть-два. – Она нажала отбой и посмотрела на Нюту. – Скоро приедут.

– Кто? – Удивляться было холодно, спрашивать было холодно. Как и дышать, стоять и перекатывать остатки мыслей в быстро остывающей голове. – В этих районах ничего не работает… Пойдем пешком.

Тая спрятала красное ухо под шапку, выглянула из-за остановки, но тут же вернулась.

– Говорю же – скоро приедут. Дождаться надо.

Снег уже не валил, он просто заполнял собой все пространство. И не разобрать, падают ли еще снежинки, или это восстановленный снежный покров изменил плоскость. Нюта перестала чувствовать ноги примерно до середины бедра. И решила, что это неплохо – зато не жжется. Она села на скамейку, будто в облако пуха, и закрыла глаза. Холодно. Холодно. Холодно.

– Вставай. – Голос Таи прорезал внезапную дремоту. – Вставай скорее, слышишь?

Она схватила Нюту за руку и рывком поставила на ноги. Правда, ноги почти не слушались, так и норовили разъехаться.

– Расстегивай куртку, – все таким же не терпящим пререканий тоном приказала Тая.

Удивляться сил не осталось, так что Нюта просто разлепила смерзшиеся губы и выдавила:

– Отстань.

– Я серьезно, расстегивай.

И сама потянула молнию. В сгустившейся снежной серости Тая была словно нарисована черной тушью. Только кудряшки, выбившиеся из-под шапки, придавали ей немного объема.

– Ну! – Она даже смогла улыбнуться, хотя зубы сводило от холода и за сомкнутыми губами.

Пришлось подчиниться. Нюта расстегнула кнопку на воротнике пуховика, медленно протащила «собачку» по скрипучей молнии и распахнула полы, выпуская наружу остатки тепла. Тая обняла ее сразу, почти с прыжка. Обвила руками, тонкая, но крепкая, пахнущая какой-то смолистой деревяшкой.

– Обнимай крепче, – прошептала она Нюте в шею.

Мурашки побежали от ее горячего дыхания – вверх к макушке и вниз, к ямочкам под коленями. Нюта сцепила ладони на узкой спине Таи и закрыла глаза. Теперь они стояли в тепле. И весь посторонний шум – ветер и бесперебойные уколы снега в крышу остановки – отдалился. Уступая место дыханию и пульсу. Пульсу и дыханию.

– Только не засыпай, – попросила Тая.

– Не засну.

Но перед глазами уже собралась уютная темнота, веки отяжелели, и сильная ладошка Таи, которая до этого только хватала и тянула, вдруг стала такой ласковой, будто в ней было не пять, а двадцать пять пальцев, и все с нежными подушечками.

– А вот и за нами, – наконец проговорила Тая и разорвала двойной кокон из курток, унося с собой половину.

Нюту обдало холодом. В первую секунду она не могла сообразить, где находится, почему ей так холодно и что за пылающий оранжевый монстр стоит на дороге – абсолютно мультяшный на фоне снежного небытия.