Двести третий день зимы

Автомобили, на которых прикатили участники комиссии, точно не простаивали без толку. Отполированные и белоснежные, они выстроились в ряд, ожидая пассажиров. Те еще беседовали с Радионовым у дверей корпуса. Нюта разглядывала их, перемещаясь глазами сверху вниз: высокая меховая шапка на голове Лысина, красные уши выскочившего без куртки Радионова, припорошенные сединой волосы Груни и нелепая кепка Михаила Михайловича. Радионов покинул их первым – видимо, совсем промерз. Потом Михаил Михайлович поплыл в сторону поджидающего его транспорта. Остались Груня и Лысин. Нюта смотрела на них, толком не понимая, какие чувства вызывает в ней эта беззвучная беседа. Лысин подошел к Груне совсем близко, а та смотрела куда-то в сторону, продолжая кивать ему в ответ. Они стояли и стояли, Нюта уже продрогла – от стекла тянуло морозом. Ей следовало бы оторваться от подоконника и выйти в коридор, спуститься на первый этаж и пробежать через двор к теплицам.

Наконец Лысин закончил говорить. Груня отошла от него на два шага, чуть покачнулась – наверное, каблуки сапог провалились в снег, – и Лысин схватил ее за локоть. Нюта увидела, как та шутливо отмахнулась, но он продолжал держать и говорить что-то, а потом перехватил ее руку от локтя за запястье, потянул к себе, поцеловал ладонь и только после этого направился к машине. А Груня осталась стоять. Машина Лысина тронулась с места, обдала все кругом – и даже Груню – грязным снегом из-под колес. Но Груня не двигалась, пока автомобиль не выехал с парковки. И только после этого наклонилась и принялась отряхивать пальто от снега.

Нюта могла поклясться, что этим снегом Груня обтирала поцелованную ладонь. А может, ей показалось? Стекло уже успело запотеть от дыхания.

– Ты долго еще здесь торчать будешь? – неожиданно раздался рядом голос Кеши Ясминского.

Кеша всегда так ходил – под ним ничего не скрипело, он не шаркал и не топал, просто возникал за спиной и спрашивал что-то категоричным тоном с долей усталой иронии. А потом удивлялся, почему никто не пылает к нему любовью.

– Тебе что-то нужно? – максимально ровно спросила Нюта, отлипая от окна. – Если да, то говори. Если нет, то иди к черту, пожалуйста.

– У нас дежурство в теплице начинается через четыре минуты, – примирительно объяснил Кеша. – Может, тебе и норм с половиной карточки жить, а я штрафные зарабатывать не хочу…

И скрылся за дверью. Нюта рванула за ним. Пронеслась по лестничным пролетам, выбежала во двор, схватила ртом морозный воздух и даже не успела почувствовать холод, как оказалась в предбаннике теплицы. Там было влажно и тепло, пахло землей и помидорами, хотя они сейчас и не росли. Возможно, это мозг выдавал набор синонимичных ощущений к слову «теплица»: корявый бабушкин тент из пленки, деревянные палочки-распорки, саженцы с рынка и зреющие на них помидорные крепыши.

– Так, сегодня надо прополоть вон те вертикальные боксы с соей. И посмотреть, не гниет ли там что, – сказала Нюта, листая журнал отчетов прошлых смен. – И можно начать подкормку в политуннелях – с десятого по тринадцатый… Еще там с маркировкой что-то, тоже глянуть бы, если времени хватит. За что возьмешься?

Кеша задумчиво почесал щеку. Выглядел он даже смурнее, чем обычно. Не дожидаясь его решения, Нюта натянула перчатки и пошла выдергивать сорняки, отбирающие последние питательные вещества у чахлых выводков сои. Кеша материализовался рядом и склонился над тем же боксом, что и она. Нюта почувствовала его запах – одновременно стирального порошка и пота. И увидела на виске зреющий могучий прыщ.

– Давай ты все-таки политуннелями займешься, ладно? – попросила она, отодвигаясь. – А то мы тут только мешать друг другу будем.

Но Кеша прислонился к ней плечом и рванул первый сорняк.

– Надо поговорить. А здесь акустика нулевая, никто не услышит.

Нюта дернулась, задрала голову. Прямо над ними висела камера наблюдения.

– Да не пались ты, – стиснув зубы, проговорил Кеша. – Они только картинку пишут. Я уточнял.

– Господи, Кеша, ты бондианы пересмотрел, что ли?

Тот сжал в кулаке сорняк, но в пакет для отходов не бросил.

– А ты совсем дура, Синицына? Не понимаешь, что происходит? Так я тебе объясню. Ни под какой сугроб эти чертовы нарциссы высажены быть не могли. Радионов нас закапывает.

Кеша взял лопатку, откинул в сторону горсть почвы, бросил в ямку сорняк, засыпал его и разровнял землю ладонью. Нюта наблюдала за ним в оцепенении. Казалось, следующим движением Кеша вопьется ей во что-нибудь мягкое. Но он повесил лопатку на крючок для инвентаря.

– Так ясней?

– Крайне живописно, спасибо. – Нюта попыталась сохранить нейтральное выражение на лице, но Кеша зыркнул на нее, и стало совсем уж не по себе.

– Они теперь нас трясти будут, понимаешь? – горячо зашептал он, пряча лицо в кустике сои. – Радионов им соврал. А этим людям просто так не врут. Они за мной придут, они за тобой придут. Конечно, сначала за ним придут, а мы рядом сидим. Мы в сговоре.

– Кеш. – Нюта дернула его за рукав, повернула к себе. – Ты чего муть несешь? Возьми выходной и проспись как следует…

– Это вы спите!

– Не кричи, пожалуйста.