Движение Rapid Eye

Все художественные галереи и музеи одинаковы. Как аэропорты. Пустота интернационального стилизма, и люди в ожидании того, что никогда не произойдет. Люди, которых ты видишь в МСИ, точно такие же идиоты, каких можно увидеть в Институте Современного Искусства, Гугенхейме или Центре Помпиду. Они преследуют тебя. Все они — перфомеры, собравшиеся для того, чтобы произвести эксперимент по лишению человека сенсорного восприятия, просто никто не сказал тебе, что ты — публика. Они вертятся вокруг нас, облаченные в свою униформу. Мешковатые джинсы, тяжелые «Доктор Мартенс», черные или белые рубашки, цветные ручки, изысканные дизайнерские прически, тюремные стрижки под машинку или конские хвосты, дурацкие потрепанные школьные ранцы, за которые они выложили немалые деньги или нелепые унылые металлические кейсы, в которых, возможно, нет ничего, кроме пачки сигарет и обгрызенного яблока. И пустые глаза, которые будут смотреть на любое дерьмо, какое ты перед ними поставишь. В такие моменты, как этот, понимаешь, что сделал Серрано. Любое дерьмо, или моча, потрясают их чувства.

Музей Пустоты иллюстрирует проблему — большая часть искусства отделена от мира, его предполагаемое желание изменить или отразить отделено от духовного начала, которое оно желает обогатить, его материализмом. Стеклянными витринами, постаментами и культурной обстановкой Музея.

Творческие импульсы и побуждения человечества высвобождены в дозволенном безумстве Онанизма, в пустую бутылку или «Дюрекс». Это кровь на полу? Йоко Оно сказала: «Рисуй, пока не упадешь в обморок», — дав художественному сообществу фальшивое оправдание, полностью контролируемое и коммодифицированное raison d'etre (оправдание существования). Творческие импульсы, та же самая сатанинская сила Антона ЛаВея нацелены на перемены и прогресс, здесь же они направляются на объекты, и объект становится концом дискуссии, результатом процесса и процессом сам по себе. Мы говорим не о воспроизведении детей, но, буквально, о дрочении на пол и наблюдении за тем, как семя умирает, когда высыхают краски. Объекты, облаченные в идеи, остаются просто объектами, объекты, которые, по очереди, становятся финансовыми вложениями, пустотой отсутствием эволюционной деятельности, символом забытых идей. Музейные реликвии. Выплески спермы. (Алистер Кроули утверждал, что убивает миллион детей каждый день, подразумевая, что он дрочит).

По каким-то причинам считается, что в таких местах вы должны покупать каталоги, но я никогда не понимал, почему изобразительное искусство, как и другие формы «высокого» искусства, всегда нуждается в словесной поддержке и объяснении. Романист не подшивает к своей работе критику или объяснения, кинорежиссер не стоит в дверях кинотеатра, раздавая объясняющие буклетики, и я бы не стал покупать пластинки, к которым прилагаются заметки, объясняющими мне, что за концепция стоит за этой музыкой. В отношении кураторов и современных художников, настаивающих на написании кучи зубодробительной чепухи о выставке в глянцевых каталогах, они делают одно из двух: Устремляются к Высоким культурным традициям Театра и Оперы, в которых вам всегда выдают высокопарные разъяснения, объясняющие, что же за хренотень там происходит; либо они признают коммуникативную ограниченность своей формы искусства. Если справедливо последнее, то, может быть, им следовало бы отказаться от живописи и вместо этого писать на языке, который не предполагает обладание эзотерическими знаниями или какое-то смутное, мифологическое, научное приспособление, необходимое для Живописи. Английский для этого вполне подходит.

Писательство, в конце концов, на 50 лет опережает Живопись. Слова более важны, чем изображения. Для меня совершенно очевидно, что 380 000 человек, подписавших жалобу на «Описанного Христа» Серрано, больше оскорблены словами, а не изображением. Я уверен, что если бы сенатор Хелмс или реакционные зануды из Американской Семейной Ассоциации увидели это изображение без подписи и объяснения, они вполне могли бы посчитать его довольно красивым. Так что же важнее, Принцип или Живопись? Если важнее первое, то почему же тогда живопись так высоко ценится в нашей культуре, по сравнению, скажем, с Телевидением, которое является средством массовой информации, распространяющим идеи и обсуждающим проблемы в куда более точных выражениях, нежели живопись.

По моему мнению, к Высокому Искусству относятся с таким почтением, потому что оно полезно для контроля над идеями и формирования принципов, потому что, как флаги и кресты, изобразительное искусство, по своей природе, способно лишь на смутное изображение и отражение. Разумеется, для художников это не повод перестать рисовать. Но если важны контекст или идея, им лучше потратить время не на выставки, а на написание труда, объясняющего, чему посвящена выставка, и предложить людям самим вообразить себе эти полотна. (Или даже лучше направить эти творческие порывы не на выдумывание нового произведения искусства, а на создание нового образа жизни).