Двое

Но Фиона понимает. Она видит. Представляет это, хоть для нее это было по-другому. Он нагибал ее над кухонным столом. Она полагает, с Кэй все было не так. Он оттеснял Кэй к кровати, а когда она падала на спину, он двигался быстро, выискивая ее влагу, погружаясь в нее своим умелым языком, за секунды доводя ее до грани оргазма, зарываясь глубже, а она прижималась бедрами к его лицу, желая, чтобы он делал с ней все, что хочет, брал все, что нужно. Одежда сбрасывалась; руки, пальцы, языки повсюду: на ее сиськах, заднице, шее, талии, снова на сиськах, снова на заднице; исследующие без границ. Они не могли насытиться друг другом. Она опускалась вниз и ласкала его языком вверх-вниз, брала его в рот, сосала, вбирая его в себя. Она делала это, пока он не начинал стонать, что это лучший минет в его жизни, что он хочет кончить ей в рот. Конечно, он не стал бы. Пульсируя от желания, он входил в нее, она вздыхала, кричала, взвизгивала от полнейшего, безудержного удовольствия. Они оба были мокрыми, разгоряченными, жаждущими. Наконец, она дрожала и напрягалась, он ощущал ее полное подчинение. Потом, только потом, он кончал, глубоко погружаясь в нее.

Фионе едва удается дышать. У нее кружится голова.

47

Кэйли

У меня кружится голова. На кухне жарко, душно. Я хочу почувствовать дуновение ветра, проведя неделю в заключении и изголодавшись не только по еде, но по воздуху и надежде. Но я слишком истощена, чтобы просто встать, потянуться и открыть окно. Я полностью опустошена, измождена. Мне нужно съесть побольше спагетти. Я позволяю себе стать слабой и легкомысленной. Мне не стоило пить. Говорить вот так с Фионой, об этом, было ошибкой. Фиона странно смотрит на меня. Мы знакомы целую вечность. Я могу прочесть каждое ее выражение лица. Она выглядит взбешенной. Но это не сходится. Может, просто заинтересованной? Растерянной? Она все подбадривает меня, чтобы я продолжала. Мне стоит посвятить Фиону в это, как бы сложно мне ни давались объяснения. Она этого хочет. Если она и злится, то потому, что чувствует себя исключенной.

– Сначала все между нами с Дааном казалось восхитительным и нереальным. Я говорила себе, что это никак не связано с Марком, с моей семьей. Тайный перепихон в роскошной квартире раз в месяц. Не благочестиво, но и не беспрецендентно. Минимальное общение между встречами. Только секс. Это не должно было стать чем-то серьезным, но людей нельзя удержать. Чувства нельзя пресечь или контролировать.

– Нет, нельзя, – признает Фиона. Я улыбаюсь, благодаря ее за попытку понять.

– Он обладал властью надо мной. Это желание. Перед его силой невозможно было устоять. И оно никогда не прекращалось. Не исчезало. Даже когда я была удовлетворена, я снова хотела его. Я не могла его игнорировать. – Признавать такую личную вещь трудно, но я пьяна, и это мне помогает. – Все началось с выпивки в модном баре на крыше и, если точнее, с инцидента в туалете.

– Изысканно, Кэйли.

Я пожимаю плечами. Я знаю, как это звучит. Ужасно, но ощущалось совершенно по-другому. Казалось чем-то потрясающим.

– Я не планировала снова с ним видеться. После первого раза. Конечно, нет. Я проснулась, ожидая, что вместе с похмельем на меня накатят стыд и вина.

– И этого не случилось?

Я качаю головой: – Я выбралась из постели и постучала в двери комнат мальчиков, приготовила всем завтрак, приняла душ, поехала на работу на метро. Я делала все то же самое, что и раньше, словно ничего не изменилось. Я не чувствовала себя виноватой. Было бы легко сказать, что мне хотелось бы чувствовать вину, потому что тогда я, может быть, остановилась бы. Это было бы более нормально. Ожидаемо. Но я не думаю, что хотела бы этого. Даже сейчас.

– Даже при учете, что тебя приковали из-за этого к батарее?

Я делаю глоток вина. Я не считаю, что я на это напросилась. Я не думаю, что реакция была обоснованной или соизмеримой, но я почти понимаю ее. Кажется, понимаю.

– Когда я говорила, он слушал, – пожимаю плечами я. – Я чувствовала себя услышанной, как никогда раньше.

– Не знаю, что и сказать, – говорит Фиона. Мы молчим. Она встает, убирает тарелки, снова доливает мне вина.

– Я знала, что это неправильно. Очевидно. Правило морали номер один. Но так как это не ощущалось неправильным, сложно было поверить, что так и есть. – У меня крайне быстро колотится сердце. Признание вызывает панику или, может, воспоминание вызывает знакомое, громадное удовольствие. – Просто мне не казалось, что я поступаю неправильно. Я должна была чувствовать себя плохо, но нет.

– Полагаю, ты считала, что тебе удастся это провернуть.

– Я думала, что если никто не узнает, это не ужасно.

– Ты просто этим себя успокаивала. Тебе было удобно так думать. Вся ложь это удобно.