Двое

– Какие у вас есть зацепки, Клементс? – нетерпеливо спрашивает он. Клементс молчит. Он отвечает за нее: – Никаких, только догадки. Каков ваш план? Стучать в каждую дверь Лондона и спрашивать, видели ли они ее? Прекратите попусту тратить время полиции. Вы знаете, что это нарушение, верно? – Ее начальник посмеивается над собственной шуткой, пытаясь показать, что он не то чтобы совсем не благоволит ей, одному из ключевых членов его команды, но просто ограничен в ресурсах: времени, работниках, финансировании. – Послушайте, когда начнется локдаун, у нас будет предостаточно дел и без того, чтобы гоняться за взрослой женщиной, которая не хочет быть найденной. Разговор окончен.

Случаи нерелигиозного двоебрачия встречаются редко. Клементс за время работы натыкалась только на два, в обоих случаях у мужчин было несколько жен; ее вчерашние поиски в Интернете указывали, что это более распространенная схема. Шутки, порожденные расследованиями таких дел, сводились к: «Он хочет сослаться на невменяемость» или «За что его судят? Не знал, что садомазохизм это преступление». Вызывает ли двоебрачница невысказанное, но ощутимое чувство презрения? Клементс раздражает, что сексизм просачивается во все уголки ее мира. Она задумывается, не вызвано ли нежелание ее начальника посвящать больше времени делу о пропаже этой женщины смещенным чувством негодования из-за женщины, не просто осмелившейся нарушить закон, но и правила. Как Кэйли Гиллингэм смеет обманывать мужчин?

Клементс возвращается за свой стол и начинает заполнять Секцию 28 формы о защите данных, которая даст ей доступ к банковским выпискам. Морган находит ее и решает подбросить непрошенное мнение.

– Разве это не очевидно?

– Да ну?

– Она больше не смогла поддерживать обман. Может, ей наскучило.

– Наскучило? – Это не сходится. Клементс не может представить, чтобы любой из мужчин мог наскучить, не говоря уже о ситуации, где есть доступ к обоим. Она немного раздражается на себя за эту мысль, она поверхностная, скользкая, граничащая с глупостью. И все же она исходит из ее нутра, а Клементс научилась верить своей интуиции. Жизнь, построенная Кэйли, была незаконной, сложной, опасной, требовательной, но не скучной.

Только молодой Таннер придерживается другого мнения.

– Как думаешь, который из них это сделал? – спрашивает он, не очень хорошо скрывая свой восторг. – Измотанный отец или горячий самец?

– Таннер, ты мыслишь исключительно стереотипами?

– Я пытаюсь, – соглашается Таннер с бесстыжей улыбкой.

Клемментс раздраженно фыркает, хоть она сама задавалась подобным вопросом. Знает ли один из них об исчезновении больше, чем признает? Причастны ли к этому? Если кто-то узнал о ее предательстве, это могло послужить мотивом. Унижение, гнев и отчаяние подпитывали многие преступления на почве страсти. Ревность отравляет.

Оба настаивали, что они понятия не имели о ее измене. Но это само по себе взрывало Клементс мозг. Как это возможно? Она думает, возможно, проблема в том, что здоровые, состоятельные белые мужчины опасны, потому что не интересуются ничем, кроме себя. Женщины, представители других рас, более бедные люди все еще пытаются понять мир. Они все еще спрашивают, почему он несправедлив. Что предпринять, чтобы сделать его справедливым? Как попросить о повышении зарплаты? Как быть услышанным? Или воспринятым всерьез? Люди все еще задаются этими вопросами, потому что все вокруг них потенциально представляет угрозу. У Клементс есть теория, что красивым, богатым белым мужчинам нечего выяснять, поэтому они редко утруждаются самоанализом, не говоря уж просто об анализе. Мужья полагали, что она в порядке: занятая, счастливая, надежная. И в этом случае эгоцентризм красивых, богатых белых мужчин сыграло Кэйли на руку.

Пока, конечно, все не изменилось.

Каждый в участке выжидает. Воздух наэлектризован словно перед бурей. Несмотря на приказ оставить дело, Клементс решает сделать еще несколько звонков. Она звонит матери Кэйли в Австралию, которая говорит, что в последний раз видела дочь в прошлом году на трехдневном отдыхе в Дубае. Кэйли за него заплатила.

– Я хотела побыть с ней подольше. Туда далеко добираться ради нескольких дней, – пожаловалась мать.

Клементс – которая все же была склонна прислушиваться к догадкам, хотя не позволяла им затмить факты – подумала, что мать эгоистична, с ней сложно. Если Кэйли нужно было убежище, куда можно сбежать от созданного ею бардака, Клементс сомневавлась, что ее мать могла такое предоставить.

– Вы дадите нам знать, если дочь с вами свяжется? Это важно.

– Конечно, бедный Марк. Как она могла так с ним поступить. И мальчики. Они всегда были мне как внуки. Она неблагодарная девчонка.

Еще несколько звонков обнаруживают, что Кэйли не работала высокопоставленным бизнес-консультантом. Она занималась этим четыре года назад, а потом уволилась.

– Нас удивил ее уход, расстроил. Она была очень хороша. Отличный член команды, – объясняет ее бывший начальник.

– Она как-то это объяснила?