Двое: я и моя тень (СИ)

Она снова заплакала, на этот раз обиженно, и промозглая весна за окном протяжно завыла вьюгами, жалась к холодному стеклу и разглядывала разбитое сердце своими болезненными белыми от снега глазами.

Так можно было просидеть до самого утра, дожидаясь последнего вздоха истекающего человеческой кровью дьявола, услышать его последний вздох и мысленно расстаться с прошлым. Но память не обмануть. Лизи положила ладонь на едва округлившийся живот и всхлипнула: что бы ни случилось, её прошлое всегда будет настоящим, оно проросло в ней корнями.

— Я тебя люблю, — промямлил он. — И он тебя любит… по-своему.

Хватит. Этот горячечный бред осточертел, сил уже не осталось выслушивать. Слёз не осталось, чтобы оплакать себя в сотый раз. Ничего не осталось. В один вечер жизнь превратилась в верёвку, обмотанную вокруг шеи.

Лизи тяжело поднялась, добрела до коридора и, встав у комода, пододвинула к себе телефон. Сняла ставшую невыносимо тяжёлой трубку. Артур спрашивал о чём-то, наверное, о том, что она задумала, но Лизи не отвечала. Как во сне набрала номер и стала ждать: гудки отзывались набатом, словно отказывались разженить двоих несчастных: одного сумасшедшего и одну невротичку. Наконец сонный голос на том конце ответил:

— Полиция. Слушаю. Что у вас случилось?

Лизи кое-как поборола вставший в горле ком и спросила:

— Могу я услышать Итана Грина?

Полицейский замешкался:

— Кого? Дамочка, вы, наверное, номером ошиблись.

— Нет, нет, погодите! Не вешайте трубку! А есть у вас Джеймс Гордон?

Лизи затаила дыхание, выжидая: она либо спасена, либо погибла, всё зависело от ответа на том конце провода.

— Ну, есть такой, — неуверенно ответил коп.

Джеймса Гордона не было на месте, но Лизи попросила дать его личный номер. И когда дрожащими пальцами набирала полученные цифры, не знала, как всё обернётся. После заветного сонного «Слушаю» она виновато ответила: «Это Лизи». Он приехал к ней без лишних вопросов, поднялся в спальню — перед этим проверил пульс у детектива и покачал головой, дескать, дело дрянь — и встал в дверях. Лизи остановилась у него за спиной.

— Чёрт возьми, — непонятно, то ли Итан — Джеймс — удивлён, то ли взволнован.

— Он ранен, — сказала Лизи.

Она понимала, что риск велик: старый друг — или тот, кто им прикидывался, — мог как помочь, так и не пожелать принимать во всём этом участие. А то и вовсе отвязать Джокера и отдать ему строптивую девчонку. Но он попросил Лизи выйти и долго сидел с Артуром наедине, они много говорили, а она сидела в коридоре на стуле и ждала. Стоило бы спуститься вниз и заварить чаю, но при одной мысли о том, что придётся покинуть это место, становилось не по себе. Страшно. Тоскливо. До дрожи неуютно. Словно Артур мог сбежать. И часы отмеряли минуту за минутой, каждым тиканьем напоминая о тягучем ожидании.

Когда дверь тихо отворилась, Лизи вскочила и замерла в ожидании. Язык не поворачивался назвать Итана Джеймсом, но он молча подошёл к телефону, снял трубку и набрал номер.

— Энди? Это Джеймс. Отправляй наряд по адресу…

— Что это значит? — Лизи ничего не могла понять.

Джеймс привычно похлопал себя по карманам пальто и достал пачку сигарет.

— Пойман опасный преступник.

— А что будет со мной? — неуверенно спросила Лизи.

— Я помогу вам выбраться из этой неразберихи. На вас попытаются повесить дело за соучастие скорее всего, но… выплывем. Положитесь на меня, уж я-то лучше всех знаю, что вы тут не при чём.

Он подмигнул ей и чиркнул зажигалкой.

— Соучастие? — вскрикнула Лизи.

— Всё не так просто, — Джеймс нарочито растягивал слова. — Это мы с вами знаем, что вы всего лишь заложница обстоятельств, а правосудие на это может посмотреть совсем иначе. Скоро головы полетят с плеч, но я помогу вам сберечь вашу на месте. Я так понимаю, не вы убили детектива?

***

Правда — это бомба, которая убивает двоих: того, в кого ее бросили, и того, кто ее бросил.

Ф. Партюрье

Суды и обвинения летели одни за другими без остановки. Рука правосудия силилась повесить на Лизи самые тяжкие преступления, её обвиняли в соучастии, в сокрытии опасного преступника, в пособничестве, в убийствах и грабежах, во всё хаосе, в котором Готэм полыхал не одну неделю. Она два раза ложилась в больницу на сохранение с угрозой потери ребёнка, и хотя здравым решением стало бы пустить всё на самотёк и избавиться от этого главного воспоминания, но совесть не могла позволить снять с себя все эти ложные обвинения и повесить их на нерождённого ребёнка. Он такая же жертва, как и многие невинно пострадавшие.

На эти моменты правосудие немного ослабляло невидимую верёвку на шее, давая свободно глотнуть воздуха. Но как только Лизи переступала порог больницы, оказавшись на улице, тут же затягивало удавку и продолжало искать способы подкопаться ещё глубже. Джокер — это весомый аргумент, чтобы найти козла отпущения и повесить на него всё возможное. Джеймс помогал как мог, не бросил Лизи этим акулам на съедение.