Двое: я и моя тень (СИ)

Время тянулось несмелым ожиданием, наполненным тревогами и злыми чаяниями. Лизи забилась в ближайшее кафе и не сводила с двери глаз. Наверное, быть может, Джокер чувствовал, что она рядом, боится идти домой. К нему. Бред. Как он догадается, что она в кафе? Но липкий страх бессовестно вливался в душу и не давал покоя, с каждым новым посетителем Лизи вздрагивала и вжималась в спинку стула, представляя, что вот-вот войдёт человек в красном. Красный пиджак, красная кровь, красная улыбка. В мире Лизи слишком много красного.

Дверь снова открылась, но вопреки опасливым ожиданиям внутрь вошла Марта. Лизи вскочила с места и махнула ей рукой.

Они долго ехали на такси — пробки крали минуты за минутой, будто подосланные Джокером на помощь ледяному ветру. Лизи невпопад отвечала на вопросы Марты, которые не слушала, и постоянно извинялась за рассеянность. Сигарета, смятая в пальцах, раскрошилась и упала под ноги. Марта, устав сыпать вопросы за вопросами, теперь о чём-то рассказывала, то и дело сокрушаясь о синяках Лизи. Она молчала, выдавливая из себя вымученную улыбку и мотая головой. Кажется, слова всё-таки рождались, правда, недобрые, неправильные, но рассказ о нападении полился сам собой.

Когда такси наконец добралось до места, Марта расплатилась с водителем и увела ослабевшую Лизи. Роб очень кстати был на работе. Лизи снова молчала, утонув в себе, а потом отвечала невпопад, и вскоре Марта, бросив попытки разговорить её, постелила на диване.

Муторная ночь тянулась долго, не желая заканчиваться и впускать в окна рассвет. Когда бы Лизи ни открывала глаза, за стеклом, покрытым мелкой россыпью дождинок, царила непроглядная тьма. Зато Джокер переходил из одного сна в другой, смеялся, скалился, танцевал, не забывая напоминать: «Ты мне должна, радость, ведь я тебя спас». Лизи просыпалась, откидывала одеяло, теряясь в чужой квартире и ощущая, как паника проникала в сердце. Сонная Марта каждый раз выглядывала к ней из другой комнаты и спрашивала: «Всё хорошо?» Лизи кивала в темноту и опять проваливалась в тягучий тревожный сон. «Я тебе ничего не должна!» — кричала она во сне и вновь просыпалась, на этот раз от невидимой звонкой пощёчины.

Дождливое утро началось с горячего горького кофе и хрустящей, густо пахнущей типографской краской газеты. Сигарета таяла за сигаретой, зато вчерашний неудавшийся рассказ о нападении состоялся во всей красе, а не скомкался очередной пародией на слова. Сегодня настал черёд Марты молчать и слушать: она с ужасом разглядывала Лизи и не смела её перебивать. Воспоминания обретали очертания и лились бурным потоком, громким, страшным. Дождинки за окном мерцали праздничными огнями, хотя никакого праздника не было, но небо услужливо подарило городу вслед за водой снежную крупу, не по времени рождественскую.

— Может, тебя подвезти? — предложила Марта, разглядывая усыпанный мокрым снегом подоконник.

— Нет, не стоит. На такси доеду.

Оказалось, утром думать о Джокере не так страшно. И Лизи, вдавив окурок в жёлтое блюдце, твёрдо вознамерилась поехать домой и поговорить с ним. Он ведь мог ещё ждать её. И почему бы ему не выслушать хотя бы сегодня? Да ещё нужно договориться о каком-нибудь откупе, надо только узнать, чего бы он хотел. Денег? Она вернёт ему их. Услуга? Что ж. Хорошо. Но в рамках закона.

— Там в комнате, — Лизи откашлялась, собираясь с силами, — у дивана я нашла наручники.

Марта закрыла ладонью лицо и вздохнула, покраснев.

— Можно я возьму? Обещаю вернуть, честно, — Лизи не смогла не улыбнуться в ответ.

— У тебя кто-то есть? Ах ты! Не рассказала мне! — Марта изображала ярость и хохотала.

Лизи смутилась и пожала плечами.

И всё-таки до дома она ехала неспокойно, постоянно растирала озябшие пальцы, хотя в машине было удивительно тепло. Будет ли Джокер слушать? Лизи сунула руку в карман и сжала наручники. Будет.

Она опасалась ехать на лифте, хотя это было глупо. Смешно! Бояться этого грёбаного саркофага, что он раструбит по всему дому: смотрите-ка, кто едет! Но ведь рано или поздно всё равно придётся столкнуться с Джокером, и ничего не поделать с тем, что руки потянутся к ней, а пальцы вплетутся в волосы, намотают их на кулак. Встретит ли он привычной наигранной приветливостью? Лизи сжала на скорую руку заплетённую косу. А если подстричься? Тогда она стала бы менее уязвимой? Или это очередной самообман?